Одна из величайших основ, на которых зиждится культура, — память. Об этом когда-то говорил советский филолог и искусствовед Дмитрий Лихачев, а сейчас — сидящий напротив меня дедушка, примерно лет 70-ти…
Ровно минуту назад он сидел себе безмолвно, устремившись взглядом куда-то вдаль, и наслаждался своим крепким зеленым чаем, пока его спокойствие не было нарушено моим глупым вопросом: "А вы в курсе, что чайхану "Рохат" снесут?"
— Врете?! — воскликнул он с недоверием, слегка выпрямив согнутую от старости спину. — Не может быть… Не может быть, — повторял он шепотом себе под нос и каким-то по-детски обиженным взглядом пытался найти в моих глазах отрицательный ответ.
— На днях сообщили… Но, возможно, я ошибаюсь, — пытаюсь успокоить его и понимаю, что уже поздно.
Мой новый знакомый, Бобои Зиёдулло, по его же словам, ходит в чайхану последние 50 лет почти ежедневно. Для него это место не просто столовая, где можно поесть, а храм памяти.
Именно так он называет эту чайхану, построенную в недалеком 58-ом году.
— Тому, кто принял решение снести родную мне чайхану, то ли не дорог Душанбе, символом которого и есть это место, то ли не знает ценности памяти отцов и дедов, — с обидой произносит он. — А ведь именно рядом с этими стенами прошли, наверное, самые прекрасные годы нашей жизни. У нас не было, как у вас, ресторанов и прочего. У нас было вот это, — проводит он рукой по деревянному резному столбу, словно делает это в последний раз.
К нам подходит молодой человек, который видимо уже давно знает бобои Зиёдулло и интересуется, почему тот расстроен.
Дедушка слегка дрожащими руками, поправляя волосы под тюбетейкой, рассказывает о печальной для него новости. Жду с чувством вины его реакции, будто он вот-вот поругает меня за нелепую весть.
Но тот присев рядом, лишь хлопает глазами, не зная, что сказать, как поддержать.
— Так, вы тоже знаете об этом?— спрашиваю тихо его так, чтобы бобои Зиёдулло не услышал.
— Конечно, знаю. Я тут 17 лет работаю барменом. И знаете что? Я не дам снести это место — буду лежать под стенами! Если снесут, пусть сносят прямо на меня, — сказал он уверено и быстро ушел на зов очередного клиента.
Остались снова мы: бобои Зиёдулло, я и мысли. У каждого свои. У каждого при себе. И еще крепкий зеленый чай, с которым легче думается, что о прошлом, что о будущем.
