Была у мамы подруга, назовем ее тетя Катя, и случился с ней такой казус. Даже не казус, а жизненная трагедия. Уже будучи совершенно взрослой, полюбила она одного грузинского еврея Отари. Хотя я его в реальности никогда не видела, но был он, по описаниям, очень впечатляющей личностью, пишет колумнист.
Высокий, красивый, с этой, как ее, косой саженью в плечах, занимал хорошее место в одном из НИИ, был всесторонне образован. Разгадывал литературные кроссворды и мог запросто по мелодии определить, где Шуберт, а где Бах или, к примеру, Моцарт, причем не путал его с Листом. Короче, все было при нем, но в качестве нагрузки имел Маму. С большой буквы. Фира Соломоновна.
Катя, которая не любила, когда к ней я обращалась вежливо с приставкой "тетя", тоже обладала рядом положительных характеристик, как внешних, так и внутренних. Тоже высокая, красивая, чертежница, не помню, какой категории, любящая театр и живопись. Хорошая хозяйка и редкая чистюля. Особенно ей хорошо удавались блинчики, драники и борщи. Просто восхитительные были борщи. При Кате тоже была мама. С не менее большой буквы. Татьяна Федоровна. Человек простой и сердечный из какого-то украинского села. Их эвакуировали во время войны в Тбилиси, и так они и остались в столице Грузии.
Отари и Катя полюбили друг друга, но натолкнулись на двойную китайскую стену в лице Фиры и Татьяны, их мам. Первая хотела обязательно невестку-еврейку, второй нужен был зять-славянин.
Какой текст выдавала мама Отари, так и осталось за кадром, а Татьяна Федоровна говорила примерно следующее.
- На кой ляд мине треба Атари? Вин не уважае мою доцю!
Интересный языковый казус. Татьяна Федоровна хоть и прожила большую часть жизни в Тбилиси, но продолжала изъясняться именно так, к чему была привычна. В то время как Катя говорила на литературном русском и любила вставить в речь очень к месту аллегорические сравнения.
Никто не мог пойти против родительской воли. Оба понимали друг друга и не давили взаимно на психику, не устраивали концертов. Принимали своих мам как данность типа окружающей природы.
В итоге Отари и Катя урывками продолжали встречаться и мирно стареть по вечерам в раздельности, но с мамами на одном диване у телевизора. Оба были очень хорошо воспитанные дети и чтили пятую заповедь по-своему, хотя были, как и все в СССР, атеистически направленные. Ни о каких детях никто и не заикался. Потому что мама – это святое.
Первая отошла после долгой болезни Татьяна Федоровна. Катя кормила ее с ложки и была ее бессменной сиделкой. Еще ухитрялась добывать продукты и как-то сводить концы с концами в непростые 90-е годы.
Параллельно заболела Фира Соломоновна. Там тоже было все трудно, тяжело и длительно. Отари героически ухаживал за мамой. Он остался без работы и, ощущая себя невостребованным, впал в депрессию.
Встречи влюбленных проходили редко и на нейтральных территориях типа парков, потому что на кафе денег не было.
Потом мамы отошли в мир иной как-то очень спонтанно. И Отари сделал Кате долговынашивамое предложение. К всеобщему удивлению Катя ответила гордым отказом.
- Жизнь прожита. Зачем сейчас узаконивать отношения.
Им было за 50 с хвостиком, но и это не возраст, чтобы начать жизнь с чистого листа.
Катя иногда приходила в гости к Отари приготовить ему обед или посидеть вместе вечерок, но переходить на его территорию так и не решилась. Отари, в свою очередь, приходил в гости к Кате, прибивал скривившийся гвоздь или вешал на место перекосившийся карниз, но дальше этого дело не шло.
Так они и старели вместе, но в разных концах города.
Потом Отари умер, и его родственники пригласили Катю сидеть у гроба и принимать соболезнования. Без жены как-то не по–людски. Один из племянников высказался.
- Отари было бы приятно.
Катя живет по-прежнему одна в своей чистенькой однушке, где Отари успел сделать напоследок ремонт. Ее иногда проведывают племянники Отара по старой памяти. Все-таки не чужой человек, дядина жена. И этим все сказано.