В погоне за Капитолийской волчицей, или Таджикские корни римского мифа

ДУШАНБЕ, 14 сен — Sputnik, Мунавар Мамадназаров. В предгорьях Туркестанского хребта в северной части современного Таджикистана, а также частично Узбекистана и Кыргызстана в древности и раннем Средневековье существовала историческая область с красивым названием Уструшана, входящая в согдийский историко-культурный ареал.

Археологическими раскопками здесь выявлены высокохудожественные артефакты, среди которых поистине сенсационная находка VII века - живописное изображение волчицы, точь-в-точь повторяющее образ символа Рима, Капитолийской волчицы, кормящей близнецов.

В недавнем прошлом, до середины XX века, многие исследователи Центральной Азии считали, что Уструшана - страна полумифическая. И лишь только после обширных раскопок таджикских археологов под руководством академика Нумана Негматова в 1960-1970 годах этот край стал приобретать более зримые очертания.

В согдийских документах, найденных в 1930-х годах в верховьях реки Зеравшан в замке на горе Муг в Таджикистане, слово "Уструшана" записано в форме "Истуршан" и, вероятно, связано с древними индоевропейскими языками, так как корень "астр" ("устр") присутствует во многих языках этой семьи: star (англ.), ситора (персо-тадж.), stern (немецкий), astro (итальянский), astér (греческий), šittar (хеттcкий) и т. д.

Исторические источники сообщают, что в центре Уструшаны располагался один из древнейших городов Центральной Азии Курушата или, как его называли греки, Кирополь, с более чем 2,5-тысячелетней историей. Локализуемый в районе города Ура-Тюбе, сегодня он переименован в Истаравшан.

Ряд исследователей считает, что именно на этом месте располагался упоминаемый античными авторами город, который в свое время стал центром борьбы против греко-македонцев, захвативших его лишь хитростью. А вот центр раннесредневековой Уструшаны (V-VIII вв.), город Бунджикат, располагался в 25 километрах от Истаравшана в местности Шахристан, где отчетливо были видны оплывшие искусственные холмы, привлекшие внимание археологов.

Да и название поселения Шахристан также указывало на то, что именно в этом месте надо искать ядро древнего города. В народе руины в этой местности называли Калаи-Кахкаха. Исследователи древнеиранских языков Владимир Лившиц и Альберт Хромов считают, что "каах" означает "башня, замок, дворец", то есть укрепленная крепость. Такие крепости во множестве строили в горных регионах Центральной Азии, и именно они стали самой большой проблемой для войск Александра Македонского при завоевании древней Согдианы и Бактрии.

Традиция возводить замки сохранилась в Уструшане и в исламский период. Так, арабский историк, географ и путешественник ал-Якуби писал в X веке: "Уструшана - страна обширная: говорят, что в ней 400 крепостей, замков, и у нее множество больших городов".

На городищах Калаи-Кахкаха были раскопаны монументальные дворцовые и замковые сооружения, и кроме того, город был хорошо благоустроен, имел свою систему канализации и водоснабжения - очень важный показатель высокого развития городской культуры по меркам древних времен.

На стенах парадных залов, комнат дворца Бунджиката обнаружены десятки квадратных метров живописных сцен. Несмотря на то что стены сохранились не в полную высоту, а на полах обнаружено много упавших фрагментов, благодаря усилиям таджикских и российских реставраторов из Эрмитажа удалось собрать эти сколы и частично воссоздать некоторые сюжеты.

В результате мы увидели высокую культуру, где помимо чисто местных восточноиранских мотивов обнаружены сюжеты, привнесенные из иных культур и цивилизаций. Они разворачиваются на стенах бунджикатского дворца, отражая идейные и мифологические представления уструшанцев и их широкие контакты с внешним миром.

К примеру, в художественной композиции показаны прообразы легенд, легших позднее в основу "Шахнаме" Фирдоуси с героическими подвигами Рустама и Фаридуна, отдельные сюжеты индийского и китайского фольклора, реплики из Махабхараты, басен Эзопа, занесенных с различных точек мира "бродячих сюжетов".

В целом это был очень открытый и веротерпимый мир, который в силу обширных торгово-экономических культурных связей впитал в себя достижения разных цивилизаций, поскольку в этот период сюжеты живописи были не только искусством для любования, но и значимым информационным источником вроде современных СМИ.

Но поистине сенсационная находка ждала археологов при расчистке одного из коридоров бунджикатского дворца. Исследователи обнаружили целую серию сюжетов, венцом которых стала изображенная на красном фоне Капитолийская волчица, кормящая двух младенцев.

Легенда о ней достаточно известная, но мы все же ее напомним. Согласно созданному в Италии мифу, Ромул и Рем были сыновьями бога Марса и Реи Сильвии - дочери царя древнего поселения Альба Лонга. Самого царя сверг с престола его младший брат, повелевший бросить младенцев в Тибр.

Но река вынесла детей на берег, и посланная богом Марсом волчица выкормила найденышей собственным молоком. Когда братья выросли, они, убив предателя-дядю, вернули власть деду и основали город Рим на том месте, где их отыскала волчица. С тех пор эта версия о чудесном спасении основателей Вечного города получила официальное признание, а композиция "Волчица с младенцами" стала главной эмблемой Рима, отраженной на памятниках искусства, монетах, печатях. Позже она перекочевала на Восток в сасанидские геммы.

Но что любопытно - знаменитая скульптура волчицы на Палаццо деи Консерватори в Риме, считавшаяся изделием этрусков, первоначально датируемая V в. до н. э., по ряду датировок, выполнена между 1021 и 1153 гг., а два младенца приставлены к ней лишь в XV в.

О том, что именно устарашанская волчица стала прообразом знаменитой римской, говорить, конечно же, не стоит. В конце концов не такая уж редкость, когда похожие сюжеты и символы рождаются и появляются в умах людей в разных концах мира совершенно независимо друг от друга. Однако некоторые исследователи придерживаются именно такой версии. Например, Вероника Воронина и Нуман Негматов утверждают, что эта легенда о волчице изначально возникла на Востоке, откуда где-то в VIв. до н. э. проникла в Рим, а в III в. до н. э. стала там мифическим каноном.

Кроме того, в иранской мифологии есть миф о воспитании ахеменидского царя Кира Великого волчицей, причем эта легенда, возникшая до VI в. до н.э., совпадает в некоторых местах с этрусской - и там и здесь фигурирует пастух, спасший младенца, и волчица, вскормившая детей.

Эту историю с изгнанием Кира в горы и о вскормившей его волчице мы встречаем у отца истории Геродота. Нуман Негматов считает, что этот сюжет проник в Центральную Азию в V-VII вв., причем он отмечает, что "в Средней Азии существовала определенная религиозная почва для усвоения мифологических традиций западного христианства". Этим объясняется обнаружение в Пенджикенте и Ахангаране золотых подвесок-брактеатов, на которых вычеканено изображение волчицы, кормящей двух близнецов.

Возможно, сюжет о волчице попал в Уструшану из Византии, которая активно торговала с Востоком через Согд и Бактрию. Но нельзя не учитывать то, что этот мифологический сюжет мог проникнуть в Центральную Азию непосредственно из самого Рима, который во II в. н. э. распространил свои владения от Британии до Каспийского моря, непосредственно соприкасаясь в разные века с мощными иранскими державами Парфией, Кушанией и Сасанидским царством. Как обратное влияние с Востока на Запад можно считать широкое распространение культа иранского бога солнца Митры в Риме, привнесенного римскими легионерами.

В любом случае, чтобы ни было первоисточником этого мифа, само появление данной сцены в Уструшане следует рассматривать в неразрывной связи с чрезвычайно древним распространением на Востоке мифа о царском отпрыске, вскормленном волчицей и воспитанным пастухами. И явным опровержением тем самым киплингских слов о том, что Запад и Восток не встретятся никогда.

Но "устарошанско-римская волчица" не единственный любопытный сюжет на стенах дворца. Здесь также были обнаружены и другие мифические изображения: правитель, восседающий на троне с опорами в виде волков или собак, коленопреклоненная женщина с распущенными длинными черными волосами, передающая новорожденного ребенка мужчине. И уже далее - финальное изображение Капитолийской волчицы.

Так живопись Устарашаны раскрывает воплощение в изобразительном искусстве интересной темы, отражающей духовную культуру народов древней Евразии, и дает новое подтверждение существо­вания теснейших сюжетных связей мифологии, литературы и искусства.

История взаимоотношения человека и природы, в том числе диких зверей, имеет древнейшие происхождение и восходит к временам, когда люди поклонялись тотемам, а у каждого племени существовало священное животное, от которого они вели свой род и считали могущественным покровителем.

Для многих тюркских племен главным тотемом был как раз волк, у славянских народов России, к примеру, имя этого зверя было священным, его запрещалось произносить вслух, поэтому часто его называли "лютый", а себя - "лютичи".

Перекликаются эти представления и с памирскими поверьями, так, считалось, что на летовках высоко в горах нельзя было называть имя волка, и его упоминали только в третьем лице - говорили, что "он" вчера приходил или "он" громко выл. Тема человека и волка сохранилась и в знаменитом народном эпосе Гуругли.

В Таджикистане распространена самостоятельная версия многочисленных стихов этого эпоса, в котором отражена мифологическая история, главным героем является противостоящий людям волк. Многие исследователи считают, что в искусстве Уструшаны пришлый сюжет с Капитолийской волчицей был адаптирован на местную почву, и его связали с мифической родословной уструшанских правителей-афшинов.