ДУШАНБЕ, 10 авг — Sputnik. Татуировщица Евгения Захар из Уфы несколько лет помогает женщинам, пережившим насилие.
В свой выходной она бесплатно делает татуировки поверх рубцов и шрамов, чтобы избавить жертв от постоянных напоминаний и травме и помочь им жить дальше.
Евгения живет в Уфе, но в сентябре она отправится в месячный мотопробег по 20 городам России, чтобы встретиться с теми, кто не может добраться до ее студии.
Sputnik Mundo встретился с мастером тату и узнал, что ее побудило помогать женщинам, пережившим домашнее насилие.
— Как зародился ваш проект?
— В 2016 году я увидела пост бразильской татуировщицы Флавии Карвалью (автор проекта A Pele da Flor), но сначала не обратила на него внимания, но через пару месяцев я вернулась к этой идее и подумала, что такое можно сделать в России.
— В чем основные отличия вашего проекта от бразильского?
— Особых отличий нет, единственное, что Флавия забивает более часто пулевые ранения, у нас в России больше ножевых ранений.
— Наносите ли вы тату на шрамы, появившиеся в результате операций?
— Я работаю со шрамами причиненными в ходе насилия и со шрамами, которые могли остаться после операции по устранению последствий того же насилия. На обычные шрамы эта акция не распространяется.
— Много ли желающих сделать такого рода бесплатное тату?
— Желающих много. С того момента, как я начала работать их число не уменьшается, а только увеличивается. Было уже более 500 обратившихся, и более, чем половине из них я уже сделала татуировки. И сейчас у меня запись на два месяца вперед, не считая мотопробега.
— Вопрос как раз по мотопробегу, состоится ли он в сентябре?
— К сожалению, сейчас планируем на сентябрь, хотя изначально планировалось сделать все в августе, но финансы не позволяют, потому что никто не спонсирует.
У меня есть спонсор краски, но они поставляют только краску, а не денежные средства. Собираю с миру по нитке, и надеюсь, что мотопробег все-таки состоится в сентябре.
— Какие города планируете посетить?
— Очень много городов. Около двадцати. Среди них, Волохов, Череповец, поднимаемся до Питера и спускаемся до морей, потому что на морях нас тоже девушки ждут, и дальше через Нижний Новгород и возвращаемся в Уфу.
— Те тату, которые вы делаете, это ваша идея или это предложения ваших посетительниц?
— В основном девочки, которые приходят, не знают, чего хотят. Они приходят с проблемой, которую надо решить. Мы вместе выбираем и предлагаем.
У нас больше времени забирает выбор рисунка, нежели нанесения. Мы смотрим на шрам и от этого уже отталкиваемся. Выбираем рисунок, который мог бы подойти под этот шрам.
— Недавно заместитель председателя думской комиссии по охране здоровья Сергей Фургал, заявил, что нанесение тату на шрам может вызывать рак кожи. Как вы относитесь к таким заявлениям?
— Мы этот вопрос уже успели обсудить со знакомыми татуировщиками. Человек говорит о раке кожи. На самом деле, первая моя реакция это был смех. Я работаю уже более пятнадцати лет татуировщиком, и мы не трогаем родинки, потому что они могут вызвать рак.
Если, например, приходит девушка с родильным пятном и хочет его закрыть, то мы делаем это только после консультации с врачом. Я не знаю, на чем основывается это заявление. Это неправда, быть этого не может.
Шрам это, как лист бумаги, только скомканный, там зажаты нервные окончания, и работать по нему тяжело. Но чтобы были какие-то последствия — это чушь.
— Как меняется жизнь девушек после нанесения тату? Начинают ли они себя чувствовать более уверенными?
— Их жизнь меняется кардинально. Я со многими поддерживаю связь. Когда они приходят в первый раз, это сначала недоверие, я для них чужая. Есть проблема и надо сначала высказаться. Они высказываются, и мы пытаемся как-то все обговорить и обсудить.
Мы закрываем татуировку и все, человек меняется. И приобретают такую уверенность, что многие девчонки после этого вышли замуж, хотя до этого они относились к мужчинам крайне негативно, считая, что это просто не человек. Он обижал, он бил, он резал.
После они приобрели больше доверия к мужчинам. Когда мы закрываем шрам, они уже его не видят и не ощущают себя дискомфортно. Сейчас можно уже показывать красивую татуировку на пляже, а не шрам, из-за которого возникают вопросы "откуда" и "почему".
— История какой из ваших посетительниц вас поразила больше всего?
Еще одна история, когда муж резал жену мачете. Он ее брал на шашлыки с собой, и в прошлом году было то же самое. И он ей говорит: "А давай я тебя на шашлык порежу". Он был пьяный. Его друзья держали, он резал. А она говорит: "Я его люблю и ничего сделать не могу". На самом деле, все это очень страшные истории.
— Нанесение тату достаточно длительный процесс. О чем говорят посетительницы во время сеанса?
— Он не только длительный, но еще и болезненный. Где-то на шрамах боль не чувствуется, потому что в некоторых случаях нервные окончания зажеваны, а где-то их вообще нет. А бывает и иначе. Делаем мы это без анестезии, они это всё терпят. Сеанс занимает обычно два часа.
Девчонки сильные, но когда проходит эта процедура, они начинают плакать, и я специально с ними проговариваю их историю о том, как достался шрам. Потом когда татуировка уже нанесена, они еще выговариваются, встают, и шрама уже нет, и это уже прямо, как сеанс терапии.
Многие девушки рассказывают, что когда высказывались — это очень помогло им пережить боль. Именно в тот момент они отвлекались и думали о том, что вот сейчас все, наконец, закроется и забудется. Всё начиналось как эксперимент, один раз это подействовало, и я решила делать так со всеми.
— В Латинской Америке вопрос домашнего насилия стоит очень остро. Вы бы были готовы поехать в страны региона, чтобы помочь местным девушкам?
— Я бы была рада поехать, если бы были финансы. Я получаю письма из многих стран, в которых мне говорят, что если бы я была бы там, то для меня точно нашлась бы работа.
— Из каких стран больше всего приходит таких писем?
— Из Европы очень много писем. Я думала, что там все прекрасно, а оказалось, что она просто кишит насилием. Я недавно была в Германии, меня там попросили поучаствовать в одном социальном проекте, и там я общалась с девушками, и оказалось, что эта тема там тоже очень остро стоит.
— В будущем вы тоже продолжите бесплатно наносить татуировки на шрамы жертвам насилия?
— Да, конечно. Я изначально говорила, что это занятие бесконечное, я буду работать, пока я могу держать машинку. Я надеюсь, что другие люди присоединятся ко мне, но пока у меня нет последователей. Была одна девочка, но что-то у неё не пошло.
— Когда ваша идея с тату стала популярной?
— Буквально в первые полгода. Сразу был резкий скачок, меня напечатали в прессе и оттуда люди начали меня узнавать. Девочки два года как ходили, так и ходят. Из-за этого я и делаю мотопробег. Если есть спрос, значит надо делать.
— По вашему мнению, как можно бороться с насилием?
— Во-первых, об этом надо говорить. Девушки не рассказывают об этом ни родственникам, ни подругам. Все это замалчивается. Когда я начала заниматься тату, я узнала, что две подруги из моего окружения подвергались домашнему насилию, хотя их уже знала больше пяти лет.
Они просто мне не рассказывали: "А зачем? это же стыдно и неприятно". Я хочу, чтобы другие люди присоединились ко мне. Поэтому я хочу поехать в мотопробег, чтобы рассказать людям, что есть такая проблема и что она решаема. Если мы будем об этом говорить, то, может быть, что-то изменится.
— Где более остро стоит проблема домашнего насилия, по вашему мнению, в России или в Латинской Америке?
— Я думаю, что в городах удаленных от центра как в России, так и в Латинской Америке. В центре всегда есть деньги, а чем дальше от Москвы и даже чем дальше от Уфы, тем хуже. Там нет работы, там нет денег, соответственно мужчины пьют и употребляют наркотики, и на фоне этого и появляется домашнее насилие.
— То есть можно провести прямую параллель между низким уровнем жизни и домашним насилием?
— Да, стопроцентно.
