Как будут развиваться китайско-таджикские отношения? Что делать России? На эти и другие вопросы в своем материале отвечает Дмитрий Попов, руководитель Уральского информационно-аналитического центра РИСИ (Российский институт стратегических исследований).
— В Концепции внешней политики Таджикистана (принятой в 2015 году) отношения с КНР помещены лишь на четвертое место в системе внешнеполитических приоритетов, после России, стран ЦА и всего постсоветского пространства.
Между тем, если рассмотреть весь комплекс существующих экономических, политических и культурных связей между двумя странами, то можно утверждать, что в действительности Пекин уверенно занял место второго после Москвы внешнеполитического партнера РТ. А в некоторых сферах (прежде всего, экономика) претендует на первенство.
Причем, если в хозяйственную жизнь Таджикистана восточный сосед пришел давно, то от тесного сотрудничества с Душанбе в области обороны и безопасности Пекин долгое время воздерживался.
В годы гражданской войны в Таджикистане китайское руководство, как известно, заняло позицию невмешательства в конфликт, несмотря на то, что он частично затрагивал интересы КНР. В поствоенный период контакты РТ и Китая по линии безопасности развивались более интенсивно, но, в основном, в рамках Шанхайской организации сотрудничества.
Среди прочего "шанхайский процесс" ознаменовался рядом соглашений об укреплении доверия в военной области. Его участники, включая Таджикистан и Китай, договорились информировать друг друга относительно численности войск и военной техники, дислоцированных в 100-километровой зоне по обе стороны от линии границы.
Личный состав сухопутных войск, ПВО и ВВС в пределах этой зоны был ограничен 130 тыс. человек. Эти договоренности, конечно, в первую очередь относились к России и Китаю, так как общая численность ВС Таджикистана в разы меньше зафиксированных параметров. Однако они способствовали снижению недоверия среднеазиатских республик к военной деятельности КНР и стали первыми правовыми актами такого рода, заключенными в Азии.
На двустороннем уровне контакты Душанбе с Пекином долго сдерживал неурегулированный вопрос о государственной границе, который был полностью закрыт лишь к 2012 году, когда Таджикистан и Китай завершили делимитационные и демаркационные процедуры. После этого совместные проекты в сфере безопасности стали анонсироваться с завидной регулярностью.
Сегодня существует несколько приоритетных направлений кооперации по линии силовых ведомств. В качестве "самого актуального и реалистичного вызова безопасности" МИД КНР традиционно рассматривает созданное в 1990-х годах Исламское движение Восточного Туркестана (ИДВТ), ответственное за подготовку десятков террористических актов в Китае и за его пределами.
Для Душанбе деятельность ИДВТ также несет риски, поскольку движение имеет богатую историю сотрудничества с центральноазиатским бандподпольем, в частности в ходе боев в Афганистане на стороне талибов и "баткенских событий" 1999-2000 годах.
В последнее время таджики и уйгуры — члены преступных организаций стали еще и массово выезжать в Сирию и Ирак для участия в боевых действиях на стороне антиправительственных сил.
В 2006 году Верховный суд РТ внес ИДВТ в список организаций, деятельность которых в республике запрещена.
Детали взаимодействия спецслужб Таджикистана и Китая в борьбе с ИДВТ не разглашаются, но правительство КНР официально поблагодарило Душанбе за соответствующую поддержку.
Предположительно, предметом сотрудничества сторон может быть выявление боевиков, проникающих через слабо контролируемые горные участки границы, ликвидация каналов поступления террористам денежных средств и оружия, обеспечение безопасности важных китайских объектов на территории республики (посольства, четвертой ветки магистрального газопровода Центральная Азия — Китай), а также наблюдение за местной уйгурской диаспорой.
В Таджикистане сейчас насчитывается около 5 тыс. уйгуров (в основном в столице). Это значительно меньше, чем в Казахстане и Киргизии, но и здесь китайское диппредставительство поддерживает своего рода опеку над созданной в мае 1992 года Ассоциацией уйгуров в Республике Таджикистан, активно работает с уйгурской молодежью и интеллигенцией.
Другой общей проблемой в области безопасности остается наркотрафик. Через территорию Таджикистана в западные районы Китая попадают партии афганских опиатов, в обратном направлении — синтетические наркотики и прекурсоры (химикаты, необходимые для переработки опиума в героин). И хотя данный канал по объемам не относится к основным маршрутам транспортировки афганских наркотиков, он функционирует уже на протяжении около двух десятилетий, что подтверждают периодические задержания курьеров.
В целях противодействия существующим угрозам Министерство общественной безопасности (МОБ) КНР подписало серию соглашений о сотрудничестве с МВД и АКН Таджикистана. Для поддержания связи с таджикскими коллегами МОБ Китая назначило своего официального представителя в посольство КНР в Душанбе.
О номенклатуре и стоимости китайской помощи известно мало. Проводятся семинары для таджикских правоохранителей в Урумчи, им была передана летняя и зимняя спецодежда на сумму около 140 тыс дол., в Рамитском ущелье проводились китайско-таджикские антитеррористические учения с отработкой спецопераций в горной местности.
Помимо этого таджикская сторона выразила заинтересованность в привлечении Китая к строительству нового здания Академии МВД, создании совместного антитеррористического центра в Душанбе, подготовке в КНР специалистов по борьбе с киберпреступностью.
Наибольший же общественный резонанс в Таджикистане вызвал проект "Безопасный город", в рамках которого в октябре 2013 года китайская компания Huawei Technologies и МВД РТ запустили в Душанбе систему из 855 камер видеонаблюдения, стоимостью 22 млн дол., для автоматической фиксации нарушений правил дорожного движения.
Отметим, что с начала 2000-х для Поднебесной обозначилась еще одна проблема — рост военного присутствия НАТО в странах ЦА. В Киргизии и Узбекистане появились военные базы ВВС США. Переговоры о размещении подобных объектов Вашингтон вел и с таджикским правительством, но здесь они не дали результата. Если вспомнить, что Пентагон настаивал при этом на возможности совершения разведывательных полетов вблизи западных рубежей КНР, то обеспокоенность Пекина становится вполне понятной.
В этой связи принятая в 2013 году китайско-таджикская Декларация стратегического партнерства, которая предписывает сторонам воздерживаться от действий, направленных против безопасности друг друга, включая участие во враждебных союзах, не выглядит случайностью.
На деле подобные договоренности могут означать для Душанбе необходимость проведения консультаций с Пекином по вопросам военной деятельности на своей территории Соединенных Штатов и стран НАТО (транзита грузов, учений, размещения объектов), которые в КНР могут быть истолкованы как угроза национальным интересам в сфере безопасности.
В последние годы Китай существенно повысил плотность контактов с военными Таджикистана. Для Душанбе, с учетом состояния Вооруженных сил РТ, главной темой переговоров с делегациями НОАК остается получение безвозмездной военно-технической и материальной помощи, включая подготовку военных кадров и обустройство границы.
В октябре 2012 года министр обороны Таджикистана Шерали Хайруллоев заявил, что на вооружении таджикской армии стоят отдельные образцы китайского производства, не конкретизировав при этом, какие именно. Также командующий сообщил, что таджикские слушатели проходят краткосрочные (5-6 месяцев) курсы в военных учебных заведения КНР.
В марте 2016 года в Душанбе был открыт Дом офицеров, построенный при финансовой поддержке Китая, выделившего на эти цели около 15 млн дол. А в сентябре было объявлено, что китайская сторона поможет в укреплении безопасности таджикско-афганской границы (это 1344 км), в том числе построит четыре погранзаставы.
Таким образом, сегодня КНР все активнее проявляет себя не только в экономическом измерении, но и в сотрудничестве с таджикскими правоохранительными и оборонными структурами. Данный процесс был ожидаем и, безусловно, будет развиваться по нарастающей по мере дальнейшего укрепления роли Китая в хозяйственной и политической жизни Таджикистана.
Некоторые российские эксперты не скрывают озабоченности тем, что спустя какое-то время Пекин может заместить Москву в качестве ведущего партнера в области безопасности в ЦА. Опасения эти, казалось бы, не лишены оснований, если вспомнить, например, что отдельные образцы китайских ВВТ уже конкурируют с российскими на рынке вооружений постсоветских стран.
Однако представляется, что на текущем этапе преимуществ от того, что Китай разделяет бремя расходов при решении проблем безопасности в Центральной Азии больше, нежели потенциальных рисков.
Ведь, в конечном итоге, и у Москвы и Пекина существует общее видение угроз безопасности. Оба государства сталкиваются с потоком наркотиков, террористической агрессией и стремлением западных держав сдерживать их развитие.
Логичным в этой ситуации выглядит объединение усилий, а не попытки ограничивать влияние друг друга.
