ДУШАНБЕ, 16 авг — Sputnik. В древнем Пенджикенте, который находится в 240 километрах севернее Душанбе, приступила к работе 71-я по счету таджикско-российская археологическая экспедиция. В ее составе сотрудники Государственного Эрмитажа России и специалисты Института истории, археологии и этнографии имени А.Дониша Академии наук Таджикистана.
О том, чем интересен этот памятник, в интервью радио Sputnik рассказал заведующий сектором Средней Азии Отдела Востока Государственного Эрмитажа, начальник Пенджикентской экспедиции Павел Лурье.
— Как для Эрмитажа Пенджикент стал объектом археологии, изучающей древнюю Согдиану?
— История согдийской экспедиции Эрмитажа началась в 1946 году. С самого начала она выбрала главным пунктом исследований древний Пенджикент.
До этого о согдийском языке было известно лишь только по письменным памятникам, которые согдийцы оставили в своих колониях на территории нынешнего Китая. В процессе расшифровки документов в Таджикистане стало ясно, что главное действующее лицо данного архива – это некто Деваштич, который был пенджикентским правителем. Следовательно, специалисты поняли, что все связи и дороги ведут в Пенджикент.
Археологи сначала надеялись найти там какие-то документы, похожие на те, что обнаружил пастух на горе Муг. Но специалистов постигло разочарование. Были обнаружены только сургучные печати. Но вот с 1948 года археологи стали находить удивительного качества монументальную живопись. Специалистов поразило, что настенные росписи очень хорошо сохранились.
Позднее прибавилась деревянная и глиняная скульптура. Реставраторы из Эрмитажа научились извлекать их из земли, реставрировать и выставлять в музее. И с тех пор, в течение 70 лет, тут непрерывно идут работы.
— Павел Борисович, чем Вам уже успел запомниться нынешний сезон?
— Я хочу отметить, что в этом году изменились взаимоотношения между Академией наук Таджикистана, Пенджикентско-Саразмской археологической базой и нашей экспедицией. База очень много сделала. Она сильно изменилась.
С Институтом истории, археологии и этнографии АН Таджикистана можно договориться о многочисленных совместных проектах. У нас сложились великолепные отношения с директором института Зикрие Акрами, с новым заведующим отдела археологии Нуриддином Сайфуллаевым, с главой базы Нуриниссо Худоеровой.
Если же говорить о работах, скажу, что прошло 11 лет с момента кончины Бориса Маршака. Он был руководителем Пенджикентской экспедиции на протяжении более чем четверти века. С момента его смерти изменился состав экспедиции. Но мы только сейчас завершили те раскопки, которые были начаты при Борисе Ильиче.
В этом году мы стали работать на новых объектах. Один из них расположен на западе городища. Там в слоях пожара нам удалось обнаружить прекрасной сохранности капеллу и массу керамики.
В 722 году древний Пенджикент был взят арабами. Значительная часть его тогда была сожжена. Здания оказались под завалами. Соответственно мы сейчас находим нетронутую и немного разбитую керамику.
В этом году нам также удалось обнаружить новые и неожиданные вещи. На цитадели, а это отдельно стоящий холм, мы зацепились за самую раннюю систему фортификации. Судя по керамическим находкам, она, возможно, относится к периоду III-IV веков нашей эры. Хотя ведь всегда считалось, что Пенджикент был основан в V веке и дожил до 760-х годов.
- Что стало с Пенджикентом в период раннего средневековья? Вы отметили, что жизнь здесь остановилась в 760-е годы.
— Как я уже упоминал, в 722 году город был занят арабскими войсками. Царь Пенджикента Деваштич с верными ему людьми бежал в горы. Часть города была сожжена. В Куме, в 80 километрах от Пенджикента, состоялась битва, в которой арабы взяли верх. Деваштич был пленен и распят. Следов жизни в 730-е годы на городище нет.
И дальше происходит какой-то бурный всплеск: в 740-е годы строится много новых домов, старые строения обновляются. В этих домах мы встречаем самые лучшие, самые информативные образцы настенных росписей. В 750-е люди обращаются в ислам. Уже нет настенной живописи, иногда старые росписи умышленно портятся, в частности стираются лица. В это время происходит постепенное запустение городища, службы перестают работать, улицы забиваются мусором.
В 760-е годы жизни никакой в древнем Пенджикенте уже не было. Но это не значит, что люди погибли или далеко ушли.
- И куда же делись люди?
— Мы находим следы жизни уже на более нижней террасе Зеравшана. Ближе к реке, к северу от городища мы встречаем уже памятники конца VIII века, IX-XIII столетий.
Источники X-XI веков говорят, что город Пенджикент существовал. Тут уже был совершенно другой тип жизни. Люди перестали ютиться в сырцовых джунглях за высокими стенами. Они стали строить большие усадьбы с садами и виноградниками.
- А позволяет ли Пенджикент представить жизнь других городов Средней Азии в период раннего средневековья?
— Да, безусловно. В науке есть такое специфическое понятие, как case study. Оно определяет какой-то отдельный объем знаний на каком-то одном примере. А дальше этот пример можно экстраполировать на что-то другое. И вот Пенджикент в этом отношении стал эталонным памятником древней Согдианы.
То есть Пенджикент в Таджикистане — это так называемый case study согдийского и шире — среднеазиатского города. Больше ни на одном материале мы не можем понять, как 15 веков назад строилась дорожная сеть в Средней Азии, как прокладывались улицы города, как менялся город. На примере Пенджикента мы это знаем.
К примеру, на прекрасное городище Афрасиаб. И тем самым реконструировать жизнь Самарканда на территории Узбекистана. А если взять намного дальше, то и Турфаны или Дуньхуаны в Китае, где значительную часть населения когда-то составляли согдийские колонисты.
- Работы в древнем Пенджикенте начались в советское время. Изменился ли характер взаимоотношений России и Таджикистана после распада СССР?
— Экспедиция всегда была совместной. И в годы СССР и после 1991 года. Да, сейчас Таджикистан и Россия — это два разных государства. И сейчас невозможно перевозить находки. В советское время было иначе. Тогда заключался договор о том, что какие-то материалы должны были остаться в Таджикистане, какие-то везли в Россию.
При этом то, что оставалось в Таджикистане, все равно везли в Эрмитаж для реставрации, а потом возвращали в Пенджикент и Душанбе. Сейчас этого нет. В настоящее время все остается в Таджикистане.
- В чем тогда заключается интерес Эрмитажа сейчас?
— Самое главное для нас узнать больше о древней жизни. И в этих совместных работах, притом что все объекты и культурное наследие остаются в Таджикистане, обе стороны раскопок могут равноправно пользоваться научными материалами: чертежами, фотографиями, описаниями, сканами. Эрмитаж – это ведь не только гигантский музей. Это еще и крупный научный центр по искусствоведению, по истории, археологии, реставрации.
Для нас как научного центра работы в Таджикистане очень важны. У нас есть масса материалов из Пенджикента старых лет. И эти материалы мы благодаря современным раскопкам начинаем лучше понимать.
- Вы коснулись в разговоре темы настенных росписей, которые почти 15 столетий находились под землей. Как археологам удается так бережно освобождать картины от земли, поднимать их на свет и реставрировать?
- Это очень сложный, требующий профессионализма и массу времени процесс. Росписи были под землей в течение более тысячи лет. Их раскопали. Дальше надо закрепить роспись, ведь это водорастворимые краски и натуральные пигменты. Небольшой промах — и роспись уже не вернуть.
Технология извлечения была придумана еще в 1948 году, когда пошли первые настенные росписи. С тех пор изменились разве что детали.
Если говорить о схеме, то она следующая: роспись расчищается, закрепляется клеем, фотографируется, прорисовывается. Нередко прорисовка оказывается гораздо более информативной, чем фотография. Далее роспись заклеивается марлей и вместе с ней снимается полотном.
- Все действия реставраторов обратимые?
— Да, совершенно верно. Используется обязательно только обратимый клей ПБМА. Ни одно из действий реставраторов не является необратимым. Каждый шаг можно вернуть назад.
— Сколько лет Вы уже работаете в Пенджикенте?
С 1994 года. Получается, что уже 23 года.
— Вы свободно владеете таджикским?
— Во время учебы в университете я большую часть времени тратил на изучение персидского языка. С 1994 года тружусь в Пенджикенте и, конечно же, общаюсь здесь на таджикском. У нас еще есть один объект в районе Горной Матчи. Это в горах, на высоте более двух тысяч метров. Там я начинаю понимать даже матчинский диалект.
- Говорят, что у каждого археолога есть мечта. С какой мечтой приезжаете Вы в Таджикистан?
— Всегда страшно говорить о мечтах. А вдруг не сбудется. Но не будем суеверными. Всегда хочется найти что-то новое. Никакой археолог не откажется найти блестящее произведение искусства или сохранившиеся письменные памятники.
- Еще 30-40 лет назад в мире был огромный интерес к истории древней Согдианы. Издавались книги, проводились конференции. В 1990-е годы этот интерес несколько угас. Как обстоит ситуация сейчас?
— Да, вы точно заметили. Но сейчас я вижу, что интерес к этой теме возрождается. Причем заметно. Я сам часто читаю лекции про Согдиану, про Центральную Азию в лектории Эрмитажа. Вижу, сколько туда приходит людей, как им интересно и как они впитывают информацию. Так что тема достаточно увлекательная.
Причем, я скажу, не только для россиян. Во всем мире сегодня приковано внимание к согдийской тематике.
Особенно в Китае, потому что согдийцы, согдийские колонисты и торговцы оставили значимый след в истории китайской культуры в V-IX веках. Например, китайское слово "виноград" или "путао" заимствовано из согдийского языка.
- Во многих странах мира на археологические работы сейчас приезжают волонтеры со всего света. Может ли такой опыт использоваться при раскопках в Таджикистане, и будет ли интерес?
— Да, конечно, будет интерес. Я надеюсь мы с руководством Академии наук Таджикистана сможем продвинуться в этом направлении. Такой проект послужит популяризации истории археологии Таджикистана.
Наконец, это будет какая-то небольшая помощь в полевых работах. Хочу сказать, что такая практика сейчас активно продвигается в Греции, Италии и Франции. Там есть сотни экспедиций, которые нанимают волонтеров.
Такой опыт был успешно использован на раскопках памятника Ахчахан-Кала в Узбекистане, сегодня развивается в Казахстане и России. Нет ничего уникального. Это известный опыт. Я думаю, что памятники, которые находятся в Таджикистане заслуживают, чтобы о них лучше знали жители планеты.
- Сколько лет еще будут идти раскопки в древнем Пенджикенте?
— Территория древнего Пенджикента составляет 13 гектаров. В настоящее время раскопано где-то около половины площади городища, и это только по верхнему периоду – V-VIII века. А под ним лежат более ранние слои. Так что работы на наш век точно хватит.
