Информационное агентство "Фергана"
ИА "Фергана" публикует цикл рассказов о людях, воевавших на фронтах Второй Мировой войны. Публикации посвящаются 70-летию Победы в ВОВ. На этот раз теплые воспоминания о своей бабушке прислала журналистка из Казахстана Мария Коржева.
За четыре года войны моя бабушка Акбалжан Жумабаева потеряла трех родных людей. "Согыс" (с казахского — "война") для нее всегда было самым страшным словом, и она, как и все люди ее поколения, говорила: "Хоть бы мы мои внуки никогда не видели войну и того, что пережила я".
До войны Акбалжан жила в поселке Косистек в Казахстане. Ребенком осталась без родителей и рано вышла замуж. С мужем жилось несладко, и когда он проиграл в карты их единственную корову-кормилицу, она с двумя маленькими детьми убежала от него в Россию, в поселок Каратал.
Со вторым мужем ей повезло больше. Он заботился о ней, родились еще двое малышей. Но началась война. Кожебай ушел на фронт. Один за другим умерли дети, рожденные от него, а двое старших выжили — благодаря ему, как говорила бабушка. Грамотный Кожебай успел записать их на свою фамилию — Курманситов, поэтому они получали пайки от государства, как дети фронтовика.
Было голодно и трудно. Акбалжан оставляла детям похлебку из зерновой шелухи и на целый день уходила — работать. Пасла скот, убирала урожай, косила сено, выполняя, как и все сельские женщины, мужскую работу. Однажды зимой Акбалжан с молодой девушкой попала в буран и не смогла дойти до дома. Переночевали в стоге сена, утром выбрались и снова принялись за работу. Работали за трудодни, на которые им потом выдавали небольшие пайки.
Бабушка рассказывала, что весной и летом становилось легче: появлялась трава, и они ели лебеду, ловили сусликов.
Даже в то тяжелое время она оставалась женщиной. Как-то поехала в Башкирию, привезла оттуда бревна и выменяла их на хлеб и… расческу.
А потом Акбалжан получила посылку с фронта. В ней лежала окровавленная шинель. Перед смертью раненый муж послал ей свою одежду, чтобы она сшила из нее пальтишки детям.
Через несколько лет Акбалжан снова попыталась найти счастье, выйдя замуж в третий раз. С Кажмухамбетом у нее родилась еще одна дочь — моя мама. Как-то к ним приехал первый муж аже (бабушки): он все-таки нашел ее и захотел увидеть детей. Рассказал, что его репрессировали, и он жил в Сибири, женившись на русской женщине. После войны люди, пережив столько страданий, относились друг к другу как-то просто и без претензий. Моя мама и дочь той сибирской женщины переписывались и общались, как родственницы.
Вскоре аже снова постигла утрата — мой дедушка внезапно заболел и умер. Потом скоропостижно скончался сын…
Она жила с нами. Я больше всего помню ее морщинистые крупные руки и выцветшие до голубого цвета, но всегда живые глаза, заплаканные по пятницам, когда она пекла поминальные лепешки и молилась.
Даже в 80 лет, уже ни в чем не нуждаясь, она все равно никогда не сидела без дела. Шила корпешки (тонкие стеганые одеяла), ухаживала за гусятами, готовила. И любила смотреть фильм про Штирлица, фамилию которого не выговаривала и называла "четырнадцать". В России тогда не было спутниковых антенн, и Казахстан показывали редко. Поэтому увидев что-то из Казахстана или услышав казахскую мелодию, мы всегда кричали: "Аже, Казахстан показывают!" И она ковыляла к телевизору.
В детстве я часто переживала: "А что, если ажека умрет? Как же я буду без нее?" Но однажды мой детский разум нашел спасение от тревожных мыслей: я решила, что моя ажека обязательно проживет сто лет, никак не меньше. Я подсчитала, что когда ей будет сто, мне исполнится 37. "Я буду уже совсем взрослая и смогу жить без нее", — с детской наивностью и примесью эгоизма подумала я. И успокоилась.
Сейчас мне 37, а она не дожила до своего векового юбилея несколько лет. Мы часто вспоминаем о бабушке, и обычно при этом улыбаемся, потому что, несмотря на свою трудную жизнь, она была очень активной и жизнерадостной. Светлая ей память.
