Четверть века назад Советский Союз как государство и субъект международных отношений прекратил свое существование, вспоминает доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета Сергей Маркедонов.
На карте мира появились 15 новых стран, получивших членство в ООН и еще несколько образований, имеющих ограниченное признание или не имеющее его вовсе. Каждое из них прошло сложный путь национального строительства и международной легитимации.
Три республики бывшего СССР вступили в НАТО и в Европейский союз. И сегодня экспертный и политический мейнстрим Латвии, Литвы и Эстонии — это признание завершенности "переходного периода" и внешнеполитического выбора. Элиты этих стран воспринимают себя как неотъемлемую часть Запада, а не постсоветского пространства.
Некоторые бывшие союзные республики (Грузия, Украина) выступают за интенсификацию евроатлантической интеграции и рассматривают свое членство в НАТО и в ЕС как стратегический приоритет. Этот выбор активно поддерживается грузинским и украинским руководством даже вне зависимости от позиций самих стран-членов Североатлантического альянса и Евросоюза, среди которых так и не сформировалось единого мнения относительно интеграционных перспектив Тбилиси и Киева.
В то же самое время некоторые новые постсоветские государства (Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан) пытаются сформировать альтернативу евроатлантическому проекту в виде евразийской интеграции, в которой ведущая роль принадлежит России. Впрочем, было бы заведомым упрощенчеством сводить внешнеполитические маневры на просторах бывшего СССР к выбору между НАТО и ЕС с одной стороны и ОДКБ и Евразийским экономическим союзом с другой.
Некоторые страны постсоветского пространства пытаются осуществлять "политику качелей", не присоединяясь ни к одному из интеграционных объединений и предпочитая двустороннюю модель отношений с партнерами. К таковым мы могли бы отнести Азербайджан, Туркмению, Узбекистан и с некоторыми оговорками Молдову. Активно развивая отношения с ЕС, Кишинев в то же время не отказывается от своего нейтралитета и пытается найти оптимальную модель взаимодействия с Россией, имеющей значительное влияние как внутри республики (особенно в Гагаузии), так и на процесс урегулирования приднестровского конфликта.
Таким образом, за 25 лет, прошедших с момента подписания Беловежских соглашений, пространство некогда единого государства значительно фрагментировалось. И даже в интеграционных структурах (в данном случае неважно, группируются ли они вокруг России или в поисках противовеса политике Москвы) бывает трудно или почти невозможно достичь полного единства взглядов. Достаточно вспомнить разночтения в отношениях членов ОДКБ к ситуации в Нагорном Карабахе, эскалации вооруженных инцидентов на армяно-азербайджанской границе или к украинскому кризису. И напротив, страны-члены ГУАМ (Организации за демократию и развитие) не продемонстрировали полного единства рядов во время "пятидневной войны" 2008 года или событий в Крыму и Донбассе.
Распад СССР прошел отнюдь не в строгом соответствии с границами, сформировавшимися в советский период. Многие новые независимые государства, включая Россию, столкнулись с сепаратистскими вызовами и пережили этнополитические конфликты. И в настоящее время далеко не все эти противостояния разрешены.
Долгие годы конфликты на территории некогда единой страны называли "замороженными". Но этот термин трудно считать адекватным применительно к нагорно-карабахскому конфликту или продолжающемуся противоборству в Донбассе. Апрельская эскалация 2016 года в Карабахе не была случайностью или сюрпризом, ей предшествовали многочисленные инциденты и повышение градуса двустороннего противоборства в течение многих не только месяцев, но и лет.
Как бы то ни было, а в результате постсоветских конфликтов появились де-факто образования, либо получившие ограниченное международное признание, как Абхазия или Южная Осетия, либо не имеющие его вовсе, как Нагорный Карабах, Приднестровье или республики Донбасса. В российском случае имел место сложный и противоречивый опыт интеграции непризнанной республики, находившейся в течение шести лет вне юрисдикции центральной власти.
И до сих пор Чечня остается единственным случаем возвращения де-факто отколовшейся территории под контроль центра. В итоге к настоящему времени изначальные условия распада некогда единого государства, обозначенные в Беловежских соглашениях и Алма-Атинской декларации 1991 года, не адекватны действительности. Принцип нерушимости межреспубликанских границ был уже неоднократно нарушен.
Созданы прецеденты признания независимости не только бывших союзных, но и автономных образований, а также изменения юрисдикции территории одной страны в пользу другой. Присоединение Крыма к России стало важным символом не только для отечественной политики, но и для отношений между РФ и Западом. Однако сама коллизия между территориальной целостностью, сконструированной в советские времена, но не обеспеченной должным образом новыми независимыми государствами и стремлением населения автономных образований к самоопределению, не была открыта в 2014 году. И дискуссия на эту тему, скорее всего, завершится не завтра.
Между тем само их существование де-факто образований ставит чрезвычайно актуальные вопросы. Можно повторять, как мантру, слова о территориальной целостности Грузии, Украины и Молдовы, но куда как продуктивнее задуматься о том, что, в случае согласия с фактом такого единства, нам придется допустить, что никакого консенсуса относительно грузинского вступления в НАТО или прозападных перспектив Киева и Кишинева не существует. Зато реален раскол среди граждан новых независимых стран, и часть из них видит гарантом своей безопасности не Брюссель, а Москву.
Именно в этом плане говорить о полном завершении процесса распада СССР не представляется возможным. Принять данный тезис — не значит согласиться с необходимостью восстановления советского колосса. Просто в спорах и дискуссиях о наследии былого и перспективах изменений на просторах бывшего союзного государства необходимо осознать, что подписание Беловежских соглашений стало лишь первым, процедурно-юридическим шагом в процессе распада. Оно стало констатацией того, что единой страны больше нет, а на ее месте возникают новые образования. Но никакая самая блестящая формально-правовая декларация не может сделать многоэтническое и многосоставное государство (к тому же перегруженное внутренними противоречиями и конфликтами) состоятельным и эффективным.
Однако и сегодня, через 25 лет после подписания Беловежских соглашений, крайне актуальной задачей является формирование подлинно новой государственной повестки, не связанной исключительно с "расчетами" с СССР и спорами с соседями. Состоятельность и эффективность национального строительства и, прежде всего, его адекватность до сих пор остается важнейшей предпосылкой того, что процесс распада и обретения нового качества государственности будет завершен.
