ДУШАНБЕ, 16 ноя — Sputnik, Геворг Мирзаян. В Таджикистане отмечают 25 лет "свадьбы" народа и его президента. Вопрос в том, как семье жить дальше?
В Таджикистане 16 ноября — День президента. Ровно в этот день 25 лет назад Эмомали Рахмон был избран председателем Верховного совета Таджикистана, а 23 года назад — первым и на сегодняшний день единственным президентом.
По всей стране идут праздники, гулянья, чествования, а также подведение итогов четвертьвекового правления Лидера нации. Естественно, в исключительно положительном ключе.
"Эмомали Рахмон смог остановить войну и превратить Таджикистан в процветающее и свободное государство", — заявила старшая дочь главы государства и по совместительству руководитель Исполнительного аппарата президента страны Озода Рахмон.
Только бы не было войны
По первому пункту вопросов особо нет. Эмомали Рахмон прав, говоря о том, что во время гражданской войны "мы оказались перед угрозой исчезновения молодого государства таджиков с политической карты мира и распада таджикской нации". И нельзя недооценивать роль Рахмона (как и его противников — лидеров Объединенной таджикской оппозиции, а также посредников в лице России и Узбекистана) в том, что унесшая 150 тысяч жизней и покалечившая миллионы судеб гражданская война в итоге завершилась перемирием и политическим компромиссом, который продержался без малого два десятка лет.
Более того, Рахмону, в 1992 году назначенному на пост председателя Верховного совета, которого многие считали не более чем свадебным генералом, удалось за считанные годы превратиться в самостоятельную политическую фигуру. Он сумел избавиться как от внутриполитических "опекунов", так и от внешних "отцов". Именно с этим, например, связывают давний личный конфликт между Эмомали Рахмоном и прежним президентом Узбекистана Исламом Каримовым.
Да, демократия в стране не состоялась, однако многие эксперты до сих пор спорят о том, насколько вообще демократический режим будет эффективен для среднеазиатских государств на нынешнем этапе их социально-экономического развития.
К тому же для элит смысл демократии в основном в легитимности — население ощущает себя сопричастным к правящему классу (потому что его выбирает), а значит, считает этот класс как минимум не чужим.
С поддержкой народа у Рахмона проблем особых нет. Да, некоторые внешние наблюдатели считают режим глубоко "семейственным" и коррумпированным (в рейтинге восприятия коррупции Transparency International за 2016 год Таджикистан находится на 151-м месте, потеряв по сравнению с прошлым годом 15 позиций), однако ни о каком бунте населения в стране не может быть и речи до тех пор, пока люди помнят о кровавых ужасах гражданской войны. Поэтому если и проходят какие-то выступления против Рахмона, то исключительно на уровне оппозиционных элит, недовольных идущим в стране переделом собственности и влияния.
Импорт доходов
А вот по экономике есть вопросы. ВВП в 2016 году вырос на 6,9%, а уровень бедности в стране упал с 32 до 30,3%. Однако общее состояние экономики не внушает оптимизма. ВВП республики составляет 7 миллиардов долларов, внешнеторговый оборот — 3,3 миллиарда долларов с отрицательным сальдо в 2 миллиарда. Это хуже показателей Кыргызстана, у которого гораздо меньше природных ресурсов и больше внутренних противоречий.
Конечно, в КР не было гражданской войны, нанесшей стране ущерб в 10 миллиардов долларов. Кроме того, в республике выстроена достаточно эффективная экономическая модель, не требующая создания в Таджикистане ни рабочих мест, ни производств.
Модель предполагает экспорт лишней рабочей силы в Россию, где таджики честным трудом зарабатывают деньги и содержат на них не только своих родственников в Таджикистане, но и республику в целом. По словам помощника президента РФ Юрия Ушакова, "сумма денежных переводов мигрантов из Таджикистана на родину в 2016 году составила 1,9 миллиарда долларов. Это соответствует трети ВВП республики".
К большому сожалению, приходящая из России денежная "рыба" в основном съедается, а не тратится на создание удочек в лице промышленных предприятий и генераторов национального дохода. А ведь в перспективе объемы этой "рыбы" будут снижаться. Во-первых, потому, что по мере углубления интеграции Евразийского союза (ЕАЭС) рабочие из стран-членов этого союза (те же кыргызы) будут получать еще больше преимуществ перед выходцами из внешних стран.
Во-вторых, российское общество все настойчивее требует от руководства страны принять внятную стратегию по трудовой миграции, которая будет стимулировать именно межрегиональный миграционный поток внутри страны. А также наказывать тех работодателей, которые нанимают сотрудников по серым схемам (готовность к которым, в свою очередь, является одним из пусть и сомнительных, но все-таки конкурентных преимуществ у работников-среднеазиатов перед работниками-россиянами).
Дополнительным стимулом к выработке такой политики являются вопросы, связанные с безопасностью: среди выходцев из Центральной Азии (особенно живущих в России в сложных условиях и работающих по серым схемам) нередко распространяются радикальные настроения, которые материализуются в теракты на российской территории.
Конец блестящей многовекторности?
Что же касается внешней политики, то тут у Рахмона тоже есть бесспорные достижения. Из всех республик Центральной Азии Таджикистан, пожалуй, лучше всего смог реализовать идею многовекторности. Так, Эмомали Рахмон получал гарантии безопасности от России и Китая, инвестиции от того же Китая и Ирана, а политическую поддержку от европейских государств.
Такой размах и разброс партнеров позволял Таджикистану получать десятки миллионов долларов инвестиций, избегать ответственности за периодическое нарушение своих обязательств, а также сохранять независимость внешней политики. Даже с учетом того, что внешние партнеры, такие как Китай, стали контролировать целые сегменты таджикской экономики — горнорудную промышленность.
Проблема в том, что сейчас схема перестает работать и не только из-за того, что зависимость стала слишком серьезной. Во-первых, потому что руководство страны переоценило свои способности к маневрированию. Например, осложнило отношения с иранцами. В Душанбе не учли или не посчитали нужным учесть негативное отношение Тегерана к действиям против запрещенной в РТ Партии исламского возрождения Таджикистана.
Кроме того, проблемы в двусторонних отношениях вызвало нежелание таджикских властей предоставить данные о фактах коррупции в ходе реализации частных иранских инвестиционных проектов в Таджикистане. Наконец, иранцев, вероятно, оскорбил тот факт, что новое здание таджикского парламента изначально должно будет построено на деньги заклятого противника Исламской Республики — Саудовской Аравии.
Во-вторых, растущая конфликтность в международных отношениях заставляет Рахмона делать выбор между Россией и Западом. Конечно, таджикский президент может выбрать сторону Запада (который пытается упрочить свои позиции к югу от российских границ — не случайно регион на днях почтила своим присутствием лично глава европейской дипломатии Федерика Могерини).
Однако, скорее всего, ему все-таки придется остаться в тесном союзе с Россией. Ведь упрочнение западных позиций в Центральной Азии является синонимом дестабилизации региона через усиление различного рода правозащитных и псевдодемократических организаций, через пиджаки лидеров которых пробиваются исламистские халаты. Как верно отмечает Эмомали Рахмон, "радикальные группы пользуются политико-информационной и финансовой поддержкой ряда так называемых общественных фондов и организаций, а также других сторон".
Ну и, наконец: западные партнеры не защитят его от растущих угроз из Афганистана (ни для кого не секрет, что талибы давно мечтают отомстить Рахмону за его поддержку таджикских полевых командиров в Афганистане). А Россия с Китаем защитят. Как и раньше защищали.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
