ДУШАНБЕ, 17 ноя — Sputnik, Лев Рыжков. Произведения Толибхона Шахиди звучат на лучших международных музыкальных фестивалях, а их исполнением руководят легендарные люди. Например, Валерий Гергиев.
Корреспондент Sputnik Лев Рыжков пообщался с Толибхоном Шахиди о заветах мастеров прошлого, о следе, который Таджикистан оставил в истории музыки, и о возможном повторении культурного ренессанса в республике.
Все началось с Хачатуряна
С Толибхоном Шахиди мы договорились о встрече в самом центре Москвы, в одном квартале от Тверской улицы. Там, если немного пройти по старинному Брюсову переулку, можно увидеть памятник советскому композитору Араму Хачатуряну.
Оказывается, жители этого района столицы называют этот памятник "Игрой престолов". Очень уж похож стилизованный трон, на котором сидит увековеченный в металле Арам Ильич, на знаменитый престол Старков из известного всем сериала.
А рядом, прямо за памятником, здание Союза композиторов. Мы проходим в старинный кабинет. Обстановка здесь словно законсервирована в 70-х годах прошлого века. На стене — тоже портрет Арама Хачатуряна.
"Ровно сорок пять лет назад меня принимали здесь в члены Союза композиторов, — вспоминает Толибхон. — Билет вручал лично Тихон Хренников. А Арам Ильич точно так же смотрел со стены…"
Раз уж в начале нашего общения так много Арама Хачатуряна, то и беседу начинаем с воспоминаний об этом великом композиторе, чей громогласный "Танец с саблями" из балета "Гаянэ" прогремел когда-то не только в дальних уголках СССР, но и потряс весь мир — без всяких преувеличений.
Не теряйте времени!
- Замечательный кинорежиссер Юсуп Разыков сейчас завершает съемки большого проекта об Араме Хачатуряне. И он рассказывал о масштабе личности этого замечательного композитора. А вам, получается, посчастливилось быть его учеником…
— Так получилось, что музыке меня учили армяне. В 1965 году я закончил музыкальное училище в Душанбе, класс композиции у Юрия Тер-Осипова. Это был замечательный мастер.
Он закончил консерваторию в Баку у профессора Кара Караева. Это мастер старой советской школы, когда творили и Арам Хачатурян, и Сергей Прокофьев, и Дмитрий Шостакович.
А когда я в 1965 году поступил на подготовительный курс Московской консерватории, то занимался у Сергея Баласаняна — опять же армянина и шикарного композитора. Он какое-то время работал у нас в республике. И только по окончании его курса я попал в класс Арама Ильича.
- А все студенты проходили через подготовительные курсы?
— Нет. Но мы приехали на учебу по направлению из Таджикистана. В общем, я поздно начал учиться. И мне было необходимо просто подольше пожить в Москве, проникнуться атмосферой как города, так и консерваторской жизни.
Мы жили в общежитии консерватории, как все студенты. Я занимался и стремился во что бы то ни стало попасть на основной курс. Но все мы ощущали, что живем в очень хорошее время. Была такая общежитская бесшабашность. В молодости всегда найдутся поводы развлечься. А Арам Ильич это видел. И как-то он подарил мне свою фотографию, которую сделал в Америке и которую напечатали на специальной, не желтеющей бумаге. И на фото он написал: "Толиб! Не теряйте времени!"
А атмосфера была великолепная. Приходя в консерваторию, я часто видел, как легендарный Мстислав Ростропович подходит к гардеробу, снимает верхнюю одежду и благодарит гардеробщицу. Или как Святослав Рихтер выходит из переулка, в котором жил, переходит улицу Герцена (так тогда называлась Большая Никитская) и с папкой в руках идет в Большой зал репетировать.
Но настоящим чудом было пойти в Большой зал с Арамом Ильичем. Он работал там с оркестром, а мы, студенты, сидели и смотрели, как он ведет репетицию. И в какой-то момент оркестровка наполнялась ярким звучанием. Из нот на бумаге вдруг рождалась ослепительно прекрасная музыка. Это было настоящее чудо.
- Какой главный урок вы почерпнули у великого Хачатуряна?
— В основу своего творчества Арам Ильич поставил объединение Востока и Запада. И нам он тоже говорил, чтобы мы непременно, на основе своего фольклора, пытались сделать этот синтез: красоты, мелодики Востока и тех европейских музыкальных школ, которые изучали в консерватории.
Нам повезло с эпохой
- Ваш отец Зиядулло Шахиди был известным композитором, одним из основоположников таджикской композиторской школы. Почему-то мне кажется, что с композиторами и музыкантами вы общались еще до консерватории, в детстве.
— Дома у нас была атмосфера музыкальная, театральная. И у нас бывали советские композиторы. Они часто приезжали, писали музыку к спектаклям, к балетам, к операм, к кинофильмам. Общались с моим отцом, иногда работали с ним в соавторстве.
Тот же Юрий Тер-Осипов, мой учитель, работал на нашей киностудии, делал фильмы, делал детские спектакли в театре. Бывали у нас дома такие звезды того времени, как Александр Зацепин, Евгений Крылатов. Во дворе с ними сидели, за огромным столом, под виноградником.
- А ведь у вас на глазах рождались первые таджикские оперы, балеты…
— У нас жил Сергей Баласанян — временно, потом он уехал в Москву. Вместе с моим отцом он работал над одной из первых национальных опер "Розия". Также Сергей Артемьевич написал музыку для известнейшего балета "Лейли и Меджнун". И после премьеры в Душанбинском театре его поставили в Москве, и он шел в Большом театре.
В 1960 году мой отец написал оперу "Комде и Модан" по драме Бедиля. Это музыкальная драма о любви поэта к танцовщице. И для меня, например, мелодии отца так и остались основой поисков вот этого синтеза. Я иногда перелистываю его песни и романсы, черпаю то, что он находил.
- На такой культурный расцвет, мне кажется, повлияла война. Ведь в эвакуацию в Среднюю Азию поехали самые талантливые люди!
— Вот об этом-то и речь! В те годы у нас много проживало деятелей культуры — музыкантов, режиссеров, артистов театра. Тогда создавался Театр имени Маяковского. И он до сих пор у нас есть.
Тогда же по инициативе (или приказу) Сталина у нас создали Театр оперы и балета. И там начинали свой путь таджикские оперы и балеты.
- Это были счастливые дни?
— Да. Это была замечательная эпоха. Если случай — псевдоним Бога, то нам повезло с эпохой и с тем временем. Это был своего рода Ренессанс. Была гармония. Ведь все люди, в общем-то, одинаковые. Когда мы только появляемся на свет, мы на одном языке кричим: "Куда мы попали?!" Понимаете?
А в республике действительно наблюдался взлет. У нас были ученые, именем которых названы кометы, даже звезды! Например, великий астроном Пулат Бабаджанов. Он жив, ему почти девяносто лет.
А какие фильмы делались! "Я встретил девушку", "Судьба поэта". Музыку к многим известным на весь Союз фильмам писал Андрей Бабаев. Он тоже приезжал к нам домой. Он тоже армянин, но жил в Баку. И приехал писать музыку для фильма.
У отца в гостях и родилась знаменитая песня "Я встретил девушку". А я был ее первым слушателем.
- Вы говорили о синтезе Востока и Запада. Атмосферу Запада мы увидели. А была ли дома у вашего отца атмосфера Востока?
— А как же! К нам заходили исполнители макомов — народных песен на щипковых инструментах. Бывали лучшие национальные голоса. Атмосфера была замечательная во всех отношениях.
Кроме того, атмосферу Востока давала и великая музыка русской школы. Мы постоянно слушали великую симфоническую поэму "Шахерезада" Николая Римского-Корсакова.
Недавно мы — семеро композиторов — оркестровали в Лондоне "Картинки с выставки" великого Модеста Мусоргского. Задача была — сделать что-то новое, но не отходя от клавира. Я оркестровал две "картинки" — "Прогулку" и "Старый замок", где звучат восточные мелодии.
Они очень похожи на таджикские, армянские, азербайджанские мотивы. Мне это было очень интересно. Не столько сделать свою оркестровку, сколько соприкоснуться с гениальной музыкой Мусоргского, понять, как он мыслил.
Пехотинец из композиторов
- Но вот вы в 1972 году закончили Московскую консерваторию, вернулись домой. И тут уж, наверное, стали творить?
— Если бы! Меня попросили пойти в военкомат, взять военный билет. И из военкомата я вернулся только через год.
- Забрали в армию?
— Да. И я год отслужил в пехоте, в Таманской дивизии. Так и получилось, что дороги судьбы снова привели меня к Москве. Служил я в Наро-Фоминске, в Одинцово. До Москвы добирался электричками.
Снова встречался с Арамом Ильичем. Тот очень удивился, что я служу в пехоте. И решил сделать так, чтобы меня перевели в оркестр. Он написал письмо подполковнику Черному. И тот под конец службы перевел меня в оркестр.
Последние два месяца я дослуживал там. И уволился уже оттуда. Но в военном билете у меня написано "пехотинец".
- А после армии вы вернулись домой, в Душанбе?
— Да. Но два или три раза в год я все равно приезжал в Москву, общался с оркестрами, писал музыку к фильмам. Иногда дирижировал некоторыми эпизодами в Оркестре Госкино СССР.
- А в Душанбе был хороший оркестр?
— Да, неплохой. В оперном театре. Для него я написал свои первые спектакли. В 1978 поставили мой первый балет "Смерть ростовщика" по повести Садриддина Айни — основоположника советской таджикской литературы. И этот балет был много лет в репертуаре. А через два года я написал балет "Рубаи Хайяма".
- А удалось ли сформировать в Таджикистане музыкальную традицию? Была, наверное, своя культурная жизнь?
— Да, все это было. Мы учились в центральных вузах. У нас не было консерватории. У нас потом позже был Институт искусств. Я там преподавал некоторое время. А потом случилось так, что после различных событий и жизненных обстоятельств я переехал в Москву.
Продолжаю здесь жить и работать. На родину — приезжаю, даю концерты, дирижирую… И с удовольствием общаюсь с музыкантами. Ведь я там вырос. И там бывают очень интересные моменты.
Не молчать
- Есть ли возможность сберечь в Таджикистане огонек культуры, традиции, не дать ему погаснуть? Я понимаю, что экономическая обстановка сложная. Но все-таки?
— Я думаю, есть. Театр оперы и балета в рабочем состоянии. Часто проходят концерты симфонической музыки. Когда я приезжаю, я обязательно провожу концерт, исполняю мировую классику. В том числе и музыку моих учителей — Арама Ильича, отца, Шостаковича.
А после концертов ко мне подходят те, кто когда-то со мной учился в музыкальном училище. Эти люди самых разных национальностей живут в Таджикистане и не хотят никуда уезжать. Только разве что они все на пенсии.
- А молодежь талантливая есть?
— Есть. Только сейчас везде обучение платное. Да и в Москве молодым композиторам, пианистам и инструменталистам выжить очень сложно. Я хотел забрать в Москву одного невероятно талантливого мальчика Мустафу Малаева.
Я послушал его игру в музыкальной школе имени моего отца. Он играл "Токкату" Дмитрия Кабалевского. Я пригласил его на свой концерт. Потом предложил ему и его родным, чтобы они подготовили его к поездке в Москву. Даже если он пройдет прослушивание там — это уже успех.
Я готов был взять его с собой, показать педагогам, чтобы они его прослушали, готов был, чтобы кто-то из родителей с ним поехал. Но мне так и не перезвонили.
- Почему так происходит?
— У людей есть какое-то чувство апатии. И у педагогов, и у тех, кто начинает преподавать в школе.
- Но ведь развивать у людей чувство прекрасного необходимо. Есть ли, по-вашему, в этом государственный интерес?
— Государственный интерес есть. Президент подписал указ о создании молодежного симфонического оркестра. Это знак очень позитивный. Другое дело, что кто-то снизу должен эти шаги инициировать. На уровне информации.
Например, к очередному юбилею Чайковского у нас поставили несколько его спектаклей — "Евгения Онегина", "Иоланту", "Пиковую даму". Но в России об этом не знают, по телевизору об этом не говорят. Конечно, это не Большой театр, это не Новосибирский, не Екатеринбургский. Это Душанбинский театр оперы и балета.
Информация нужна для того, чтобы произошел культурный толчок, чтобы кто-нибудь заинтересовался, может быть, поехал бы преподавать в Душанбе. Но этого пока не происходит. Но надо продолжать работать.
- Насколько развито культурное партнерство между странами?
— Бывают дни культуры. Душанбинцы приезжали сюда, кажется, в 2005 году. Я дирижировал таджикской музыкой здесь, в Доме музыки. С симфоническим оркестром. И все. Больше я такого мероприятия не помню. Замечу, что этого не показали по телевидению.
- Музыканты расстроились?
— Никто не расстраивался. Ребята-то — из московских оркестров. Но был факт — таджикская музыка звучала в Москве.
- Есть ли в сегодняшнем Таджикистане интересные композиторы?
— К сожалению, нет той школы, которая была у нас. Есть несколько ровесников, которые уехали в разные страны. Есть несколько женщин, которые пишут музыку. Но у них нет условий, нет энергии, чтобы двигать горы и стремиться к чему-то. Надо просто не молчать об этих людях.
