Но самым наглядным подтверждением того, что действующий миропорядок все еще определяется событиями 1945 года, являются судьбы двух проигравших — Германии и Японии. Обе эти страны спустя три четверти века после окончания войны так и не вернули себе полноценный суверенитет — и этот факт остается важнейшим геополитическим последствием Второй мировой.
Штурм Берлина и взятие Рейхстага: архивные фото Великой Отечественной войны
Послевоенный мир закончится не тогда, когда число постоянных членов Совбеза ООН станет больше пяти великих держав (победителей как раз по итогам той войны) — а это рано или поздно произойдет, — а тогда, когда два главных проигравших в той войне восстановят свой государственный суверенитет, то есть обретут полноценную самостоятельность.
Это событие станет исключительно важным не только потому, что закроет долгую историю послевоенного (понимаемую именно как после Второй мировой) мира, — одновременно оно знаменует собой и завершение эпохи американского гегемонизма, несостоявшегося, но упорно продвигаемого.
Но разве Германия не суверенна? Формально — да, она входит в ООН, является ключевой страной Евросоюза. Но при этом немцы, по сути, остаются геополитически неполноценным государством — американский, англосаксонский, натовский контроль над ними делает экономического гиганта Германию международным карликом. А без права выбирать направление движения нет и настоящего суверенитета.
Победив Германию, страны-союзники не были едины в представлениях о ее будущем: англосаксы были настроены на ее окончательное раздробление, в то время как СССР был за восстановление единой Германии — при условии ее нейтралитета. По сути, спор шел о будущем Европы — американцы и англичане считали ее своим трофеем в войне, а СССР хотел надежно гарантировать себя от очередного нападения с Запада. Атлантисты уже тогда вернулись к старой идее единой Европы, которая была бы при этом не прогерманской, а проатлантической, контролируемой англосаксами.
Для контроля над ФРГ (а не только для противостояния СССР) была создана НАТО — но Германии предстояло быть повязанной не только военными, но и экономическими узами, через Союз угля и стали — как прообраз Евросоюза.
То есть Германия начала растворяться в единой Европе — но единой только по атлантическому сценарию. Штатам и Британии ни в коем случае не нужна была сильная самостоятельная Западная Европа, и пока противостояние с СССР разделяло Старый свет надвое, они могли не волноваться за "старушку": деваться ей было некуда, нагнетание страха перед "красными ордами с Востока" в целом срабатывало (хотя и требовало изрядных усилий по нейтрализации очень сильных левых настроений в Европе). Но тридцать лет назад СССР отказался от Восточной Европы — и не только Европа, но и Германия внезапно стала единой.
Это был момент истины — если Германия снова едина, значит, Вторая мировая по-настоящему закончилась? И немцы получат полноценную самостоятельность? Ну или хотя бы потребуют этого? Этого боялись в Вашингтоне, Лондоне и Париже — никому не нужна была самостоятельная единая Германия.
Ее и не случилось: пользуясь саморазрушением СССР и геополитическим идиотизмом Горбачева, атлантические элиты вообще проигнорировали этот вопрос. В самой Германии не нашлось сил для отстаивания суверенитета, но это и неудивительно, учитывая ту колоссальную работу по селекции и воспитанию элит, которую проделали после войны англосаксы. Единая атлантическая Германия стала строить единую Европу — под чутким англосаксонским руководством.
Впрочем, проект Евросоюза с самого начала был для атлантистов с двойным дном — не нужно было быть Кассандрой, чтобы предвидеть, что по мере укрепления и централизации ЕС постепенно начнет превращаться в сверхгосударство под немецким руководством. ЕС усилит Германию и как национальное государство, и как стержень самого союза — и рано или поздно немцам станет тесно в англосаксонской смирительной рубашке.
Надеяться на вечный комплекс вины за фашизм? Пугать русской угрозой? Но даже опыт последних шести послекрымских лет показал, что немцы не верят в русскую угрозу — и считают США куда большей проблемой для их страны и ее безопасности.
Ну а после победы Трампа и Брекзита, то есть начала смуты в англосаксонских державах, в ходе которой угроза распада единого Запада перестала быть гипотетической, даже Ангела Меркель была вынуждена заявить, что Европе со временем нужно будет взять ответственность за себя в свои руки.
Впрочем, эти слова были сказаны скорее для утешения растерянных проатлантических элит в Европе — мол, ничего, даже если старший англосаксонский брат и выронит из рук знамя атлантической солидарности, мы подхватим его и сохраним на нашем континенте. При этом подобный атлантизм без атлантистов смотрится уже совершенно абсурдно, но объясняется страхом и надеждой на то, что хозяин скоро вернется.
Настроения же самих немцев при этом — все более антиатлантические и антиамериканские. Германия готова к независимости — но готова ли к ней ее элита? Нет, и это хорошо видно по дискуссии последних дней по теме ядерного оружия. Точнее, даже по заявлениям нескольких видных социал-демократов — представителей одной из двух правящих партий. Их еще называют "народными", но благодаря долгому и сверхкомпромиссному сожительству с партией Меркель СДПГ растеряла избирателей и популярность.
Тем не менее это старейшая, с полуторавековой историей, партия страны — единственная, восстановившаяся после 1945-го. Последним канцлером от СДПГ был Герхард Шредер, который, кстати, на днях в интервью Der Tagesspiegel напомнил об уроках Второй мировой, снова призвав отменить "бессмысленные санкции против России":
"Это была жестокая война на уничтожение, целью которой было заставить Россию исчезнуть с мировой политической сцены. Мы никогда не должны об этом забывать — и политика Германии в отношении России должна учитывать это в большей степени, чем делает это в настоящий момент. Невозможно переоценить тот факт, что Россия, несмотря на такое страшное прошлое, готова выстраивать доверительные отношения с новой Германией. Поддержка нами антироссийских санкций идет вразрез с этим.
С одной стороны, они пробуждают в России исторические воспоминания и, с другой стороны, они не меняют российскую политику. Именно сейчас, когда из-за коронакризиса нас ждут трудные времена в экономике, нам нужно больше сотрудничества. Поэтому бессмысленные санкции должны быть отменены. У Европы нет альтернативы рациональным отношениям с Россией".
Шредер сказал и о том, что не видит со стороны России военной угрозы для Евросоюза — "приписывание такого намерения России способствует пробуждению образов врага времен холодной войны. Не в последнюю очередь таким образом скрываются проблемы внутри западного оборонительного союза". Практически одновременно его однопартийцы — но уже из числа действующих политиков — решили потребовать вывода американского атомного оружия. Тема старая, но очень показательная как раз для определения степени суверенитета ФРГ.
Глава фракции СДПГ в бундестаге Рольф Мютцених потребовал вывести из Германии ядерное оружие США — мол, его транспортировка и хранение обходятся очень дорого, и вообще такие "меры устрашения" бессмысленны на фоне разработки гиперзвуковых ракет. Напомнил он и о том, что Путин все время говорит о заинтересованности в хороших отношениях с Западом, — но попыткам наладить их постоянно мешают "сторонники холодной войны и патологические русофобы из бывшего Восточного блока".
Мютцениху тут же устроили выволочку — причем если одни просто упрекали его в слепоте и нежелании видеть "русскую угрозу", то другие зашли с неожиданной стороны. Мол, реализация предложения Мютцениха только ухудшит отношения с Россией. Как сказал председатель Мюнхенской конференции по безопасности Вольфганг Ишингер:
"Разве мы хотим, чтобы потом вместо Германии Польша разместила у себя ядерное оружие, нарушив тем самым Основополагающий акт Россия — НАТО?"
То есть вопрос о суверенитете Германии, о возможности для нее выстраивать самостоятельную политику и даже выйти из НАТО — не рассматривается вообще? Какие американские ракеты в Польше — если не будет НАТО? Потому что без Германии никакого Североатлантического альянса (то есть контроля англосаксов над Европой) не будет в принципе — тут не может быть двух мнений.
Но у нынешней правящей немецкой элиты нет сомнений в статусе Германии — и лучше всего это выразил министр иностранных дел (и социал-демократ) Хайко Маас. Говоря об инициативе Мютцениха, он отрезал:
Европа изголодалась по реальному политическому суверенитету. И экономическому, кстати, тоже. Там все громче звучат жесткие антиамериканские высказывания, которые на наших глазах превращаются в устойчивую тенденцию.
"Наша внешняя политика и политика безопасности не должны представлять из себя немецкий особый путь".
Переводя на русский: у нас нет права на самостоятельную политику. Именно поэтому Германия пока остается там же, где и 9 мая 1945 года, — в плену у победителей. Впрочем, учитывая, что главным победителем была Россия, которая не только простила немцев, но и вернула им единство, можно смело поправить — в плену у англосаксонских победителей, ставших оккупантами.