ДУШАНБЕ, 12 авг — Sputnik, Рубен Гарсия. "Вам, наверное, священник нужен? А какой именно? Я могу обоих показать", – так поприветствовал меня мальчик лет 12, первый человек, с которым я заговорил, пройдя за ворота Свято-Никольского собора в Душанбе.
Людям вокруг было явно не до меня – после воскресной службы волонтеры храма занимались тем, что кормили скромно одетых бабушек и дедушек, а рядом две женщины в черных одеяниях собирали детей на урок в воскресной школе, по соседству ребята постарше шустро грузили вещи, готовясь к походу на выходные.
Юный провожатый подвел меня к руководителю похода отцу Александру. Он вежлив, энергичен, деловит.
"Журналист? Очень рад знакомству. Извините, времени у нас мало, надо собрать мальчишек, а то разбежались кто куда. Но я вас познакомлю с настоятелем, он вам о жизни и истории прихода все и расскажет, она у нас довольно интересная", – так и началось мое знакомство с православной общиной Таджикистана.
От Отечественной до гражданской
Хотя официально епархия была открыта в 2012 году, история прихода намного старше. Днем рождения душанбинской общины можно считать 4 сентября 1943 года, когда после встречи Сталина с митрополитами священникам в СССР вновь было разрешено проводить богослужения.
После того как новость об этом стала известна в Душанбе, местные православные буквально за ночь переделали большой неиспользуемый гараж на территории "Таджикфильма" в импровизированную церковь.
О церковной службе по всем канонам или о создании полноценного иконостаса тогда речи не шло, но верующие хотя бы получили возможность крестить детей и собираться на большие церковные праздники – Рождество и Пасху.
Что любопытно, антирелигиозное по своей сути государство не слишком вмешивалось в жизнь прихода, по крайней мере, маленькая община смогла благополучно пережить новый виток атеистической кампании при Хрущеве – сказались отдаленность республики от Москвы и более снисходительное отношение краевых властей к делам веры.
Беда пришла откуда не ждали – распад СССР обернулся в Таджикистане гражданской войной, ставшей для православных Таджикистана испытанием, пожалуй, не менее тяжким, чем любые атеистические гонения советской власти. Кровавый конфликт вынудил бежать из страны десятки тысяч семей, для которых маленькая горная республика за десятилетия успела стать второй родиной.
Однако война удивительным образом сплотила оставшуюся немногочисленную общину Свято-Никольского собора, став наглядным доказательством библейских постулатов о скоротечности и шаткости всего мирского.
Старожил храма 80-летний Павел Иванович говорит, что никогда не молился так искренне, как в те дни. Да и само существование приходской жизни в годы гражданской войны объясняет не иначе как промыслом Божьим.
"Никто не говорит, что страшно не было. Как-то на Радоницу я возвращался с кладбища домой, и тут началась перестрелка в районе Султони Кабир. Пришлось ждать в храме две ночи, пока стрельба закончится. Так что церковь была единственным безопасным местом и единственной поддержкой, которая у нас оставалась", - делится он воспоминаниями.
Случались истории и пострашнее – однажды некий безымянный боевик попросил закурить, а услышав, что сигарет нет, наставил на мужчину автомат с вопросом: "Хочешь, я просто так тебя застрелю?" А в другой раз Павел по дороге домой наткнулся на трупы нескольких человек, сваленные прямо в арыке.
На фоне таких эпизодов кажется настоящим чудом, что храм избежал не то что нападения, но даже случайных попаданий пуль и снарядов. Даже тогда, когда по улицам ехала, отстреливаясь, бронетехника, а на перекрестках устанавливали пулеметные точки.
Один раз сторонники Партии исламского возрождения (ПИВТ, на данный момент признанная властями террористической организацией), видимо, готовясь к уличным боям, устроили прямо на территории храма небольшой склад "коктейлей Молотова". Уйти они согласились лишь после обращения тогдашнего настоятеля отца Стефана.
"Он, казалось, вообще ничего не боялся, после каждый службы провожал нас и благословлял на дорогу, – вспоминает Павел. – А я, бывало, поддавался греху уныния и тогда спасался, от руки переписывая Ветхий Завет, и так яснее осознавал примеры смирения".
С 1992-го по 1995-й в храме, не считая больших праздников, служили только всенощную по субботам и воскресную литургию. Но война и разруха не мешали прихожанам трудиться в храме и по мере сил помогать соотечественникам, а священникам – исполнять свой пасторский долг. Так, архиепископ ташкентский, прибыв в расположение 201-й российской военной базы, самолично объездил все погранзаставы на афганской границе.
Христиане разные – церковь одна
Главным последствием войны для православной общины стал массовый исход русскоязычного населения, и сегодня, по словам иеромонаха Владимира (Мухина), Душанбинская епархия остается самой маленькой по числу прихожан во всей Центральной Азии.
"Отток людей был больше, чем из любой другой республики. Прихожан осталось не так много. Согласно официальной статистике десятилетней давности – это 30 000 русскоязычных граждан. Возможно, сейчас их уже вдвое меньше", – пояснил священник.
Работу РПЦ в Таджикистане он описывает по формуле 5 + 2. Пять храмов – непосредственно относящиеся к епархии, и еще два – военные, один в расположении 201-й РВБ и другой на военной базе военно-космических сил в Нуреке.
Учитывая, что это практически православные единственные храмы в Таджикистане (молельные дома адвентистов и баптистов – не в счет), то и паства этих пяти церквей многонациональна, многолика и разноязычна.
"Привет вам от таджикских цыган! Шутка, напишите – от молдаван, – веселится группа смуглых ребят, целым кортежем приехавших на крестины. – А вообще, без разницы, все в одном месте молимся. Часто ли мы сюда ходим? Нет, нечасто, но на Рождество и Пасху почти всегда, иначе Бог рассердится".
Своим душанбинский храм считает и местная армянская община. С разрешения настоятеля они даже установили во дворе древний символ армянского христианства – огромную резную стелу-крест хачкар.
За территорией храма располагается огромное старое душанбинское кладбище, где исламские надгробия стоят вперемешку с армянскими памятниками и православными крестами "русского погоста". Тоже своего рода символ – пусть и в мрачноватых тонах – культурной и религиозной терпимости нескольких поколений душанбинцев.
Прихожане по мере сил помогали и с реконструкцией Свято-Никольского собора, начавшейся в 2005-м. Тогда к храму пристроили колокольню, был переделан алтарь и переложена крыша, а христиане Душанбе впервые за много лет услышали мощный гул благовеста.
Православные "Маугли" Таджикистана
В 2012-м главой этой разнокультурной общины стал епископ Питирим (Творогов). Православной общественности за пределами Таджикистана он известен главным образом нелестными упоминаниями в ЖЖ-блоге диакона Андрея Кураева, а вот в Душанбинской епархии – тем, что обратил внимание на бедственное положение русских семей в ближнем зарубежье.
"В дальних кишлаках можно столкнуться со случаями поистине трагическими. Русская мать-одиночка, инвалид, с двумя детьми - мальчиками 16 и 6 лет, без работы, никаких средств к существованию. Спрашиваю: а на что вы живете, как питаетесь? Отвечают: что соседи-таджики подадут, то и едим. Потом выясняется, что старший сын ни разу в жизни не ел мясо, поэтому в свои 16 лет выглядит как 12-летний", – сетовал иерарх.
Именно при епископе Питириме храм активно развернул социальную службу и начал работать с молодежью, сейчас его дело продолжает поставленный Синодом епископ Павел.
Есть знаменитый отрывок из послания апостола Иакова о том, что "вера без дел мертва". Исходя из этого изречения, церковь в Душанбе – живее некуда. Собственно, приходская активность – это первое, чем обращает на себя внимание Свято-Никольский собор.
После воскресной службы, когда в большинстве российских храмов люди расходятся по домам, во дворе храма необычайно оживленно.
Кто-то приходит с просьбой оформить документы через посольство, кто-то хочет спросить совета у батюшки, а кто-то пришел за помощью, потому что получить ее больше негде.
"Мы помогаем многодетным семьям, инвалидам, малоимущим. Покупаем лекарства, кормим людей. Раз в месяц собираем продуктовые наборы – крупы, каша, гречка. Мы сами бы не потянули этот проект с окормлением, но нас поддерживает социальный отдел Русской православной церкви, да и мир не без добрых людей – среди прихожан есть жертвователи, которые берут на себя часть благотворительных расходов", – поясняет отец Владимир.
Однако самая важная общественная задача прихода – это работа с детьми. При храме действует своего рода приют, где оказываются мальчики и девочки из неблагополучных семей.
Занятия в воскресной школе Свято-Никольского собора в Душанбе
Чаще всего родители приводят детей сами. Причины разные: многодетность, бедность, отсутствие документов или элементарных жилищных условий. Этот набор "ответственного родителя" зачастую дополняет алкоголизм. Мысль о приюте приходит в голову таких отцов и матерей в редкие минуты озарения, когда те понимают – лучшее, что можно сделать для детей, – это отгородить их от себя.
Рассказы руководительницы приюта Жанны о семьях, отдавших детей на попечение церкви, отлично подошли бы для душераздирающей мыльной оперы или вечернего эфира у Андрея Малахова. Разница в том, что здесь вместо актеров реальные люди, а все нелицеприятные подробности происходят с детьми и потому выглядят особенно гротескно.
"Отец девочки Насти бросил семью и уехал в Россию. Матери с дочкой пришлось жить в подвале. Помощь Насте действительно была нужна, у ребенка были серьезные проблемы со здоровьем – флюс, вши, недоедание, – рассказывает Александра. – Поначалу храм помогал им с арендой квартиры, но потом мать пришла и отдала девочку со словами: "Я не справляюсь с воспитанием, заберите".
Другой пример – воспитанница приюта Лена. В многодетной семье в кишлаке неподалеку от Душанбе она жила "невидимкой" – родители заняли чей-то заброшенный полуразвалившийся дом, мама рожала сама, свидетельства о рождении у девочки не было, как и у ее братьев и сестер.
Вероятно, их бы ждала судьба современных "детей-Маугли": диковатых, выросших с набором элементарных знаний для выживания, но без образования, прививок и даже без внятных навыков речи. К счастью, вмешались волонтеры церкви. Однако, чтобы оформить минимум необходимых документов сперва маме, потом дочери, потребовалось полгода бюрократической волокиты.
Вера сильнее пандемии
По словам Жанны, часто взрослые ведут себя более безответственно, чем их малолетние дети, не стесняясь попрошайничества и мелкого шантажа. Скажем, мать отдает ребенка на попечение церкви, а затем начинает просить деньги на лекарство и одежду.
Либо могут забрать на день-два, клятвенно обещая начать новую жизнь, а потом возвращают в слезах и с признанием – мы плохие родители, не справляемся. Некоторые и вовсе рассказывают страшилки, мол, соцработники продают детишек на органы.
Подобных историй у священников и волонтеров прихода наберется множество. Помогать детям в подобной ситуации особенно тяжело, ведь формально воспитатели приюта не являются опекунами.
И тем не менее приходскую работу служители храма не оставляют. Даже в условиях пандемии.
"Пасху мы отпраздновали спокойно, а через неделю нам позвонили и сказали, что храмы и мечети закрываются для верующих. Поэтому мы служили каждый день без прихожан. Фактически так продолжается и по сей день, – рассказывает отец Владимир. – Но социальная работа продолжается как и прежде – детишки на месте, продукты раздаем, единственное, не кормим нуждающихся при храме, зато стараемся развозить еду по домам".
Прихожане и священнослужители относятся к закрытию храмов стоически. Мол, нечего унывать, уныние – грех, а что касается пандемии коронавируса – на все воля Божья, на него уповаем, о гигиене не забываем.
Невозмутимость прихожан объясняется не только христианским смирением, но и всей историей храма – за время своего существования душанбинская община пережила две войны, жесткую антирелигиозную кампанию и несколько вспышек дифтерии в 1990-2000-х, унесших жизни десятков тысяч людей. Чего уж там какой-то коронавирус?