О том, каким выдался 2021 год для постсоветских стран, для Sputnik рассуждал Сергей Маркедонов, ведущий научный сотрудник МГИМО МИД России, главный редактор журнала "Международная аналитика".
Точка кипения
Российская инициатива о подписании договора с США и НАТО относительно гарантий безопасности безо всякого преувеличения стала главным событием 2021 года. На протяжении почти трех десятилетий Москва не раз формулировала свое недовольство миропорядком, который основывался на доминировании Вашингтона и его союзников.
В июне 2008 году Россия даже представила проект Договора о европейской безопасности, нацеленного на создание "в области военно-политической безопасности в Евро-Атлантике единого, неразделенного пространства, чтобы окончательно разделаться с наследием холодной войны".
Однако эта инициатива тогда не получила поддержки. Напротив, она вызывала девятый вал публикаций, в которых позиция Москвы была представлена как не вполне удачный пиар. Диалог об общеевропейской безопасности не состоялся. Прощание с наследием холодной войны было перенесено на неопределенное время.
Более того, последующие события на Кавказе, известные как "пятидневная война", а затем и украинский кризис вывели конфронтацию между Россией и Западом на новый уровень.
Инициатива обсудить и зафиксировать гарантии безопасности для России – событие глобального, а не регионального уровня. Однако нельзя не заметить, что во многом сама постановка этого вопроса базировалась не в последнюю очередь на логике постсоветских политических процессов.
По справедливому замечанию заместителя министра иностранных дел России Андрея Руденко, "здесь вопрос абсолютно не в страхах, вопрос о достижении нашими соседями — не только Украиной, а соседями в принципе — определенной точки кипения, которая действительно вынуждает нас к принятию определенных радикальных шагов".
И важно видеть в военно-политической эскалации 2021 года в Донбассе не причину, а следствие событий, которые привели к этой точке кипения. В противном случае велик риск свести дискуссию не к системным проблемам, а к спекуляциям на тему "кто ударит первым" и ударит ли вообще.
Юбилеи и их практическое осмысление
Уходящий год был богат на различные юбилеи. 8 декабря 1991 года Советский Союз как "субъект международного права и геополитическая реальность" прекратил свое существование. За несколько месяцев до этого, 25 февраля 1991-го государства - участники Организации Варшавского Договора упразднили ее военные структуры, а 1 июля подписали протокол о полном прекращении деятельности самой организации.
Внешняя политика постсоветской России, таким образом, формировалась в условиях двух распадов – СССР и ялтинско-потсдамской системы международных отношений.
Очень часто в публикациях западных экспертов можно услышать один и тот же вопрос: сколько можно обращаться к прошлому, ностальгировать и искать идеалы в "делах давно минувших дней"?
Между тем, без четкого уяснения ряда фундаментальных уроков из событий тридцатилетней давности нам будет непонятна и сегодняшняя украинская "военная тревога", и прошлогодняя вторая карабахская война, имевшая в 2021 году продолжение в виде вооруженных инцидентов вдоль армяно-азербайджанской госграницы. Не будут ясен и сегодняшний внешнеполитический пафос России, жесткость сигналов, поступающих из Москвы и все чаще определяемых как ультиматум.
Во-первых, сам распад СССР случился вне правовых рамок, с игнорированием советского же законодательства о праве на сецессию. Во-вторых, на международном уровне признание новых независимых государств строилось не на основе каких-то разработанных критериев, а на принципе uti possidetis (лат. – "поскольку владеете"), примененном в ходе деколонизации в Африке.
Страна, становившаяся независимой, наследовала те территории и границы, которые имела, будучи административным образованием в составе другого, более крупного государства. Складывалась парадоксальная ситуация: радикально порывая с советским прошлым, вновь возникшие государства не хотели отказываться от тех территорий, которые они получили благодаря пребыванию в составе СССР.
При этом, по справедливому замечанию американского историка Чарльза Кинга, международное сообщество "смогло терпеть один вид сецессии, но отвергать другой". Выход из Союза Грузии, Молдавии или Украины считался легитимным, тогда как устремления абхазов, осетин или жителей Приднестровья – капризами сепаратистов.
В свое время при обсуждении перспектив квебекской сецессии канадский премьер Жан Кретьен (занимал этот пост в 1993-2003 гг.) заявлял: "Если делима Канада, то делим и Квебек". Тогда многие восприняли его оценки резонными.
Официальным слоганом штата Западная Вирджиния является фраза "Родившийся штат от расколотой нации". С образованием Конфедерации южных штатов народ Западной Вирджинии не согласился с выбором Ричмонда, предпочитая остаться в прежнем Союзе.
Но при распаде СССР игнорировался очевидный факт: вновь возникшие государства строили свою национальную модель не на идеях федерализма и диалога, а на доминировании центра. Именно здесь, а не в происках Кремля стоило бы искать корни сепаратистских "капризов". Между тем, и сегодня слово "федерализм" для грузинского и украинского политикума является едва ли не еретической формулой.
Опасности "геополитизации"
Тридцать лет, прошедшие с момента распада некогда единого государства, сильно изменили то, что после 1991 года стали называть постсоветским пространством. Конфликты, которые возникли в ходе далеко не всегда цивилизованного развода, стремительно геополитизировались. И сегодня проблемы Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья, - это не спор Тбилиси с Сухумом и Цхинвалом, Кишинева с Тирасполем и даже Тбилиси и Кишинева с Москвой, а часть "большого пакета" в споре между Западом и Россией.
Но если конфликты на Южном Кавказе и Днестре становились геополитическими постепенно, по мере разочарования грузинского истеблишмента в возможности восстановления территориальной целостности с помощью России, то конфликт в Донбассе практически с первого своего дня уже стал геополитическим.
Особняком стоит противостояние в Нагорном Карабахе. Здесь мы не видим ремейка холодной войны. Наряду с Россией и Западом, которые взаимодействуют в поиске путей решения этой сложной этнополитической головоломки, здесь активно работает Турция. И ее интересы отличаются, как от позиций Москвы, так и Вашингтона с Брюсселем.
Но самое важное - это то, что, начинаясь, как локальные споры вокруг проблем легитимности новых национальных государств, постсоветские конфликты постепенно стали взаимосвязанными. Казалось бы, какие проблемы связывают воедино Карабах и Донбасс? Но фактор Турции и успешные военные методы, апробированные ее союзником Азербайджаном в прошлом году, подталкивают Киев к сближению с Анкарой и наращиванию двустороннего военно-технического сотрудничества. И в конечном итоге актуализируют идею реванша, столь популярную в украинских элитах, начиная с 2014 года.
Другой пример - Приднестровье, где Киев выступает союзником Кишинева. И 2021 год наполнен примерами, когда именно Украина, а не Молдова работает на слом имеющегося статус-кво на Днестре, пытаясь воздействовать на оазис "русского мира" в проевропейском окружении. С победой сторонников Майи Санду на досрочных парламентских выборах в Молдове этот тренд укрепился, как и намерение форсировать вывод российских миротворцев из остуженной с их помощью горячей точки в Приднестровье.
Чем критически опасна геополитизация конфликтов для России? Тем, что формирует в элитах постсоветских государств завышенные ожидания.
К чему это может привести? Достаточно внимательно почитать обстоятельный доклад о "пятидневной войне" на Кавказе комиссии во главе с опытным швейцарским дипломатом Хайди Тальявини. Суть проста: с позицией Москвы можно не считаться, ведь главное в новой пост-ялтинской повестке дня - "уважение суверенного выбора" малых государств, возникших из бывших союзных республик.
Странно, но право России на собственное понимание безопасности в условия этой задачи не входит.
В поисках системных решений
Доминирование презумпции невиновности в отношении соседей РФ и, напротив, "презумпции виновности" в отношении к самой крупной из республик бывшего СССР во многом и предопределили основные положения российской инициативы по гарантиям безопасности.
Автор этих строк еще в 2014 году писал, что есть узкое понимание донбасского урегулирования, ограниченное пространством Минских соглашений, а есть широкое. И в его рамках не уйти от связок между положением на украинском юго-востоке и Днестре, натовскими перспективами Грузии и Украины. В противном случае есть риск, договорившись по разрешению одного конфликта, с легкостью нарваться на новую конфронтацию в другом.
Однако все отмеченные выше кейсы объединяют системные проблемы, важнейшая из которых - учет мнения Москвы по внешнеполитическим перспективам соседних стран. Если у них есть право на самостоятельный выбор партнеров и альянсов, то и у России должна быть возможность отстаивать свою безопасность и купировать возможные риски от соседской самостоятельности. Как следствие, запрос на "пакетную логику".
Еще в 1997 году видный американский дипломат и исследователь Джордж Фрост Кеннан пророчески назвал решение о расширении НАТО на восток, то есть, прежде всего, в сторону постсоветских стран, "судьбоносной ошибкой" Вашингтона. По его словам, оно "будет иметь негативные последствия для развития российской демократии, вернет атмосферу холодной войны в отношения Востока и Запада, а также направит внешнюю политику России в направлениях, которые решительным образом будут нам [Западу] не по нраву".
В преддверии 2022 года, через 25 лет после этого прогноза, распутывать узел необходимо системно, дискретность здесь не поможет. Та же пресловутая "перезагрузка" была обречена ровно в тот момент, когда сфокусировалась вокруг проблем "стратегической стабильности" и обошла стороной вопросы региональных конфликтов и их геополитизации.
Однако уже сегодня, выстраивая прогнозы на будущий год (и будущие годы), необходимо уйти от завышенных ожиданий. США будут стремиться к тому, чтобы разделить сектора ответственности и обязательства между собой и НАТО, предстать на потенциальных переговорах двумя разными колоннами. Вашингтону трудно признать особые и, если угодно, привилегированные интересы Москвы.
Ибо создается прецедент, когда придется признавать таковыми позиции Турции и Ирана на Ближнем Востоке, Индии в Индостане, Шри-Ланке и Мальдивах, Китая - в Юго-Восточной Азии. При таком подходе мировая гегемония США ставится не только под сомнение (об этом говорят не один год), но ее утрата институционализируется и переходит в правовое поле.
Но и это еще не самое сложное. Внутри того же НАТО есть отдельные игроки, плохо соблюдающие блоковую дисциплину и даже готовые нарушать ее. Речь, конечно же, о Турции. И значит, впереди проработка двусторонней повестки за рамками евро-атлантического пакета.
Более того, не стоит сохранять иллюзии, что даже в случае самого оптимистического сценария и изгнания геополитики, этнополитика последует за ней. Москва и Вашингтон чисто гипотетически могут добиться компромиссов. Однако это автоматом не даст прогресса в диалоге Баку и Еревана, Кишинева и Тирасполя, Тбилиси с Сухумом и Цхинвалом.
Российско-американские договоренности могут создать хороший фундамент для будущего урегулирования этнополитических противоречий, снизить эмоции и убрать завышенные ожидания. Однако конкретную работу на местах придется делать уже за рамками "большой игры".
Пока же главной задачей 2022 года будет купирование возможной "балканизации" постсоветского пространства и выход на качественно иной уровень безопасности, которая станет неделимой и равной для всех игроков, а не только членов элитного военно-политического клуба.