Не в пламени, не в результате несчастного случая. А просто потому, что слишком жарко, пишет автор РИА Новости.
Разумеется, потом уточнят, как в стране ЕС с довольной приличной экономикой (не столь, конечно, мощной, как немецкая, но кой-чего тоже стоящей) могли умереть не два, не три, не десять (хотя каждая такая гибель — трагедия), а несколько сотен человек.
Ну и выразят сочувствие, как же без этого.
Погибшим от жары не дали вовремя стакан воды? Не привели или не привезли в прохладное помещение, где можно прийти в себя после удушающего зноя на улице? Или такого помещения — в связи с тотальной экономией энергоносителей — просто не было? У них было изначально слабое здоровье, и раскаленный воздух окончательно его подкосил?
Можно сколько угодно предполагать, что именно и как именно произошло, но главное — этих людей больше не вернуть.
Как не вернуть и трех французских подростков, самому старшему из которых едва исполнилось 20, а двум его приятелям было 16 и 17. Их зарезали. Они пошли на уличную вечеринку, где и случилась трагедия.
Погрузившая сразу три французских семьи в горестный траур. Навсегда.
Тут-то обстоятельства известны.
Зарезал мальчиков политический беженец из Судана. Политический. Беженец. Из Судана.
Политбеженец, увидев танцующую и веселящуюся молодежь, решил воспользоваться моментом и начал приставать к девушкам. Ему вежливо предложили идти своей дорогой. Тот оказался настойчивым. Тогда вот эти три мальчика отвели его в сторону и попросили в более убедительной форме (без малейшего рукоприкладства, лишь словами) оставить их в покое.
Человек вернулся с кухонным ножом и одному всадил его в легкие, двум другим перерезал горло. Произошло это практически мгновенно.
Никакой политики. Никакого исламизма. Просто политбеженцу отказали в женском внимании и в возможности присоединиться к веселью.
С 14-го июля, Дня взятия Бастилии, во Франции начинаются школьные каникулы и период отпусков. Люди не всегда сегодня имеют возможность уехать отдыхать подальше от дома и свободное время проводят так, как им позволяют весьма скромные средства.
Так вот, День взятия Бастилии и последующие за ним народные торжества (когда в парках или на набережных танцуют в сопровождении самодеятельных оркестров) окончились гибелью, мучительной и страшной, для еще шестерых французов. Их зарезали.
Мейнстримные медиа стыдливо этот факт утаили, в региональных СМИ сообщили об убийствах в рубрике "Происшествия", а достоянием гласности случившееся стало лишь после того, как во время традиционных вопросов правительству в Нацсобрании депутат Жюльен Одуль рассказал о леденящих кровь деталях.
Показная медийная стыдливость, конечно, связана в первую очередь с так называемым профилем предполагаемых убийц: практически все они либо мигранты, получившие статус (а значит, все пособия и прочие приятные подарочки от французского государства, сделанные за деньги налогоплательщиков), либо, как в случае тройного убийства, — политбеженцы. Тоже с пособием.
С крышей над головой. С бесплатной медпомощью. Разумеется, за все это платила и платит казна.
Тут стоит заметить, что "сложности с законопослушанием" у суданца начались практически сразу после его легализации. Но поскольку во Франции юстиция — она кому надо юстиция и своими весами взвешивает чаще всего вину белых, обеспеченных и гетеросексуальных, а не наоборот, то на выходки суданского политбеженца судебная система смотрела прищурившись.
Конечно, уже сказаны и сказаны еще будут миллионы слов — сочувствия, понимания, столь чтимой (исключительно на декларативном уровне) эмпатии, но, как и в Испании, сделано не будет ничего.
Потому что если начать делать, то надо ужесточать законы, в которых можно указывать, что любая протекция государства истекает в момент, как тот, кого эта протекция охраняет, совершает правонарушение. Снятие статуса не просто беженца, а беженца политического, может означать обнуление права на защиту с последующей высылкой.
Но, разумеется, никакой парламент в той же Франции такие поправки не примет, а президент новый документ обязательно ветирует.
Кто сегодня во Франции, да и в иных странах ЕС, имеет волю и характер противостоять Брюсселю в том, что касается бесконтрольной и массированной нелегальной миграции — этой священной коровы сегодняшнего глобального европейства, этого краеугольного камня наднациональной политики, от молитвенного и демонстративного трепета перед которым зависит получение в бюджет субвенций Евросоюза?
Кстати, Евросоюз — этот светящийся прогрессом и демократией "Град на холме", это королевство всего самого справедливого — еще двадцать лет назад принял так называемый Механизм гражданской защиты.
Как всегда, самое лучшее и практически любой каприз — бесплатно. Команды спасателей, оборудование по первому требованию, предметы медицинского и гуманитарного назначения.
Государство — член сообщества обращается за помощью в случае бедствия, и ему ее тут же предоставляют. При этом сама страна решает, что считать бедствием. Это может быть и эпидемия. И, например, пожары.
Потрясающе, правда?
В Испании, той самой, в которой в мир иной отправились полтысячи подданных короля Филиппа, помимо жары адского красного цвета, бушуют и пожары. Бушуют долго. Пламя уничтожает все и вся. Схожая картина и в Португалии. Но как-то не слишком резв Брюссель, чтобы бежать наперегонки и предлагать помощь.
Собственно, когда оглашают цифры наличия, например, тех же самолетов-амфибий, предназначенных для пожаротушения, то становится понятным почему.
Всего у Брюсселя таких амфибий в настоящий момент в распоряжении имеется двенадцать штук. Получается по 0,44 амфибии и четыре в периоде. На каждую страну. И на все ее леса.
В этой цифре есть определенный шик и даже блеск, иллюстрирующий с хирургической точностью общеевропейскую заботу о простых гражданах ЕС, которых по привычке все еще включают в некий "золотой миллиард".
Французская часть этого "золотого миллиарда", особенно та, что на юго-западе, в Жиронде и Бордо, виноградники, океан и сосновые многовековые леса — короче, абсолютная роскошь природы, подаренная этой стране, — полыхала пожаром, пламя которого достигало в высоту до полусотни метров.
Только героизм солдат огня позволил спасти жизни. Но, разумеется, что касается имущества, то сгорело все.
И конечно, как и Педро Санчес, Эммануэль Макрон, примчавшись на место стихийного бедствия, тут же заявил, что страшно всем сочувствует.
Дальше шли привычные мантры: что преград нет, что все восстановят и что все будет еще краше прежнего.
Но как это будет происходить и, главное, с какой скоростью, если Испания и Франция накрыты чугунной плитой чудовищного экономического кризиса с бешеной инфляцией и совершенно дикими ценами на энергоносители?
Разумеется, на это никто ответа давать не собирается, как и на совершенно закономерный и сакраментальный вопрос о том, а намерен ли Брюссель хоть как-то подсобить Парижу и Мадриду, также остается без ответа.
Убийственное лето нынешнего года войдет в анналы не только потому, что температура бьет все рекорды, не только потому, что сгорели десятки тысяч гектаров ценнейшего леса, посаженного еще во времена Людовика XIV по приказу Кольбера, но и потому, что многотысячная общеевропейская бюрократия показала, что ей абсолютно наплевать на жизнь, безопасность и имущество самих европейцев, поскольку решает она совершенно иные задачи.
И чем дальше, чем больше эта трещина — между словами в адрес одних, а делами и деньгами в адрес других — становится глубже.
Рано или поздно трещина станет впадиной. И тогда столь когда-то привлекательный общеевропейский проект умрет. Под торжественный ритм бетховенской оды "К радости".