https://tj.sputniknews.ru/20230201/boboi-kalon-buhara-1054634941.html
Полтора человека или Бобои Калон: история ученого, хранившего наследие Бухары
Полтора человека или Бобои Калон: история ученого, хранившего наследие Бухары
Sputnik Таджикистан
Исследователь Сергей Юренев хранил историю древнего персидского города для самих бухарцев, был в опале у власти и получил признание уже после смерти
2023-02-01T22:03+0500
2023-02-01T22:03+0500
2023-02-01T22:03+0500
таджикистан
аналитика
биография
https://cdnn1.img.sputnik.tj/img/07e7/02/01/1054632357_108:190:838:600_1920x0_80_0_0_af5cac72a5c9d94a3c70a987dac9d4a8.jpg
ДУШАНБЕ, 1 фев — Sputnik, Мунавар Мамадназаров. Бухара, наверное, самый интересный и древнейший город Центральной Азии, в котором и сейчас ощущается дыхание прошлого.В 1950-1970 годы на ее улицах можно было встретить очень высокого сухощавого старика в странном наряде. На нем была длинная белая холщовая рубаха, а голову украшала цветная бухарская тюбетейка, в руках обязательный атрибут - четки. Так выглядел Сергей Николаевич Юренев, ссыльным ученый - исламовед, археолог, специалист по музыкальной этнографии и материальной культуре Центральной Азии.Летом 1967-го, нас, второкурсников-архитекторов из Душанбе, с ним познакомил в Бухаре во время практики преподаватель, археолог и архитектор Сергей Хмельницкий.Пред нами предстал двухметрового роста и экзотического вида человек в длинном полотняном рубище. Бородка клином делала его очень похожим на Дон Кихота. Бухарцы из-за его высокого роста звали его по-таджикски "Яку-ним одам" - "Полтора человека" или "Бобои Калон" - "Большой старик". Иногда его в шутку сравнивали с большим бухарским минаретом Манори Калон.Однако необычная внешность Юренева, разумеется, не единственная и уж точно не самая главная черта его личности. Даже если смотреть лаконичную страницу в "Википедии", его послужной список вполне себе соответствует как минимум кандидату наук и большому специалисту.В 1952-1958-х он работает археологом специальной научно-реставрационной производственной мастерской и участвует в исследовании окрестностей средневекового городища Пайкенд, а также является одним из руководителей в составе Южно-Туркменистанской археологической экспедиции.Дрожь земли и кипящая грязь: история Гиссарской катастрофыВ 1958-1960-х он становится участником маршрутной экспедиции Комитета по охране памятников материальной культуры при Совете министров Узбекской ССР.За сухими строками энциклопедии скрывается интересная, но непростая судьба человека, влюбленного в Восток и сохранившего для таджикского и узбекского населения Бухары память о могучей славе древнего города.Сергей Николаевич Юренев родился в 1896-м в Витебской губернии, на территории нынешней Беларуси. Происходил он из старинного дворянского рода - отец был руководителем местного отделения Государственного банка, а мать - итальянская графиня Каролина Карл Росселли. В 1920-е Юреневы переехали в Тверь, где семья активно участвовала в культурной и религиозной жизни города - дружила с художниками, учеными и артистами.Один из трех братьев Сергея, Георгий, даже после революции оставался открытым сторонником Истинно-Православной церкви, которая была признана "контрреволюционно-монархической организацией". Второй брат, Владимир Николаевич, был сторонником идей анархизма, дружил с родственниками самого влиятельного идеолога этого движения Петра Кропоткина.Сам же будущий Бобои Калон тогда был молодым, но энергичным человеком: окончил Московский археологический институт, заведовал кабинетом археологии, был инструктором политпросвета, председателем экскурсионного бюро, собирал материалы по этнографии и музыкальному фольклору. В конце 1929-го оба его брата были арестованы и погибли в лагерях.И вот, находясь перед угрозой весьма вероятного ареста, Сергей Юренев уехал из Твери в Центральную Азию. В 1931-34-х он преподавал в различных вузах Ферганы и Бухары.По большому счету маршрут типичный - в те годы многих преподавателей, ученых, писателей и художников, которые, по мнению властей, не вписывались в советскую идеологию, высылали из столичных городов в Центральную Азию, где они неожиданно оказывались в привычной для них культурной среде, став представителями так называемого туркестанского авангарда.Дела столичные: 5 главных трендов Душанбе в наступившем годуМне посчастливилось общаться с такими интеллигентами у нас в Таджикистане - они как раз и были лучшими преподавателями в школах и вузах. О том, как они очутились на границе советского государства, мы узнавали гораздо позже.В 1941-м, перед немецким наступлением на Москву, Юренев вернулся в Тверь, поскольку его больной матери нужен был уход. Он возглавил брошенную бежавшим музейным начальством Калининскую картинную галерею, спрятал наиболее ценные экспонаты и практически спас их. После освобождении Калинина в декабре 1941-го он преподавал в местном педагогическом институте, но вскоре по доносу был арестован и обвинен в "сотрудничестве с врагом". Его осудили на 10 лет исправительно-трудовых лагерей, хотя именно благодаря Юреневу большая часть музейных коллекций и была сохранена. И лишь в 1951-м ему разрешили вернуться в любимую Центральную Азию, где он изучал историю городских памятников и подрабатывал гидом, поскольку в совершенстве знал таджикский, узбекский и несколько иностранных языков.Причем жил он буквально как суфийский аскет - во всяком случае мы с преподавателем застали его в келье-худжре в старом бухарском медресе Модарихон.В келье стоял громадный сундук, в котором ученый хранил старинную керамику, вышитые ткани, традиционные украшения. Я показал ему граненное ониксовое украшение, обнаруженное мною рядом с мавзолеем Чашами Аюб. Он определил, что это может быть очень древняя находка, и добавил, мол, если у тебя есть дама сердца, то ты должен подарить изделие ей, и оно принесет его владельцу удачу и благополучие.В том далеком 1967-м Юренев провел для нас, студентов архитектурного факультета из Душанбе, несколько незабываемых экскурсий по древней крепости Арк, дворцу бухарского эмира Ситора-и-Мохи Хоса, мавзолею Исмоила Сомони, живописным плотно застроенным кварталам древнего города.О каждом памятнике он на прекрасном литературном языке "забони адаби" рассказывал удивительные истории, поражая своей эрудицией.Так эмоционально может рассказывать о старой Бухаре только человек, искренне любящий этот город. При всем этом держался он просто, демократично, корректно и с юмором. Мне кажется, что его чудаковатость тоже была своеобразной ширмой, благодаря которой он чувствовал себя свободным человеком в том строго идеологически регламентированном мире.Устод, массовик или слуга: защитят ли права учителей в Таджикистане?Совсем недавно я прочитал о Сергее Николаевиче в воспоминаниях известного центральноазиатского археолога Виктора Сарианиди в замечательной книге "В поисках страны Маргуш". Несколько сезонов в 1950-х он участвовал в раскопках в Туркменистане, где пользовался большим уважением всей экспедиции. Юренев был элегантно вежлив со всеми, от руководителя до рабочего-землекопа, и ко всем обращался на вы. Каким-то чудом этому странноватому человеку удавалось разряжать тяжелую атмосферу археологических раскопок, проводимых в туркменской пустыне при почти 50-градусной жаре.В один из дней как-то рабочие-землекопы, не выдержав напряженных условий раскопок, подняли бунт против руководителей экспедиции, который мог привести к непредсказуемым последствиям. Напуганные управленцы самоустранились от разрешения конфликта, и лишь Юренев бесстрашно зашел в палатку, набитую разгоряченными людьми, и неизвестно, что он им сказал, но после его визита страсти улеглись. Сарианиди пишет, что Сергей Николаевич имел не только высокий рост, но и высокие душевные качества. Перебиваясь с хлеба на воду, он на свою скромную пенсию собрал в келье медресе богатую археологическую и этнографическую коллекцию, великолепную библиотеку, которые по завещанию частично перешли Эрмитажу, а частично - бухарскому музею. А в его богатейшем личном архиве хранились письма к нему Льва Гумилева - такого же репрессированного ученого, влюбленного в Восток, русского журналиста, ветерана войны и диссидента Виктора Некрасова, знаменитого скульптора Эрнста Неизвестного и ряда других выдающихся деятелей науки и культуры той эпохи.Многогранность таланта позволяла Бобои Калону стать консультантом на съемках в кишлаке Ромитан польского фильма "Фараон" по известному роману Болеслава Пруса. С его помощью в областной газете была опубликована целая серия материалов "Архитектурные памятники Бухары", знакомящих местных жителей с древним персидским наследием края.Что год грядущий нам готовит: топ-5 важных событий в Таджикистане в 2023-мВо многом благодаря кипучей энергии Сергея Юренева удалось сохранить уникальные уголки старой Бухары. Он энергично поддерживал народных мастеров-керамистов Бухары и Гиждувана, добивался принятия их в Союз художников.Сергей Николаевич скончался в 1973-м, и лишь в 1989-м его официально реабилитировали. В 1995-м он получил запоздалое, но вполне заслуженное признание - одну из улиц Бухары назвали его именем.
Sputnik Таджикистан
info@sputnik.tj
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
2023
Sputnik Таджикистан
info@sputnik.tj
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
Новости
ru_TJ
Sputnik Таджикистан
info@sputnik.tj
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
Sputnik Таджикистан
info@sputnik.tj
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
бухара биография бобои калон
бухара биография бобои калон
Полтора человека или Бобои Калон: история ученого, хранившего наследие Бухары
Эксклюзив
Исследователь Сергей Юренев хранил историю древнего персидского города для самих бухарцев, был в опале у власти и получил признание уже после смерти
ДУШАНБЕ, 1 фев — Sputnik, Мунавар Мамадназаров. Бухара, наверное, самый интересный и древнейший город Центральной Азии, в котором и сейчас ощущается дыхание прошлого.
В 1950-1970 годы на ее улицах можно было встретить очень высокого сухощавого старика в странном наряде. На нем была длинная белая холщовая рубаха, а голову украшала цветная бухарская тюбетейка, в руках обязательный атрибут - четки.
Так выглядел Сергей Николаевич Юренев, ссыльным ученый - исламовед, археолог, специалист по музыкальной этнографии и материальной культуре Центральной Азии.
Летом 1967-го, нас, второкурсников-архитекторов из Душанбе, с ним познакомил в Бухаре во время практики преподаватель, археолог и архитектор Сергей Хмельницкий.
Пред нами предстал двухметрового роста и экзотического вида человек в длинном полотняном рубище. Бородка клином делала его очень похожим на Дон Кихота. Бухарцы из-за его высокого роста звали его по-таджикски "Яку-ним одам" - "Полтора человека" или "Бобои Калон" - "Большой старик". Иногда его в шутку сравнивали с большим бухарским минаретом Манори Калон.
Однако необычная внешность Юренева, разумеется, не единственная и уж точно не самая главная черта его личности. Даже если смотреть лаконичную страницу в "Википедии", его послужной список вполне себе соответствует как минимум кандидату наук и большому специалисту.
В 1952-1958-х он работает археологом специальной научно-реставрационной производственной мастерской и участвует в исследовании окрестностей средневекового городища Пайкенд, а также является одним из руководителей в составе Южно-Туркменистанской археологической экспедиции.
В 1958-1960-х он становится участником маршрутной экспедиции Комитета по охране памятников материальной культуры при Совете министров Узбекской ССР.
За сухими строками энциклопедии скрывается интересная, но непростая судьба человека, влюбленного в Восток и сохранившего для таджикского и узбекского населения Бухары память о могучей славе древнего города.
Сергей Николаевич Юренев родился в 1896-м в Витебской губернии, на территории нынешней Беларуси. Происходил он из старинного дворянского рода - отец был руководителем местного отделения Государственного банка, а мать - итальянская графиня Каролина Карл Росселли. В 1920-е Юреневы переехали в Тверь, где семья активно участвовала в культурной и религиозной жизни города - дружила с художниками, учеными и артистами.
Один из трех братьев Сергея, Георгий, даже после революции оставался открытым сторонником Истинно-Православной церкви, которая была признана "контрреволюционно-монархической организацией". Второй брат, Владимир Николаевич, был сторонником идей анархизма, дружил с родственниками самого влиятельного идеолога этого движения Петра Кропоткина.
Сам же будущий Бобои Калон тогда был молодым, но энергичным человеком: окончил Московский археологический институт, заведовал кабинетом археологии, был инструктором политпросвета, председателем экскурсионного бюро, собирал материалы по этнографии и музыкальному фольклору. В конце 1929-го оба его брата были арестованы и погибли в лагерях.
И вот, находясь перед угрозой весьма вероятного ареста, Сергей Юренев уехал из Твери в Центральную Азию. В 1931-34-х он преподавал в различных вузах Ферганы и Бухары.
По большому счету маршрут типичный - в те годы многих преподавателей, ученых, писателей и художников, которые, по мнению властей, не вписывались в советскую идеологию, высылали из столичных городов в Центральную Азию, где они неожиданно оказывались в привычной для них культурной среде, став представителями так называемого туркестанского авангарда.
Мне посчастливилось общаться с такими интеллигентами у нас в Таджикистане - они как раз и были лучшими преподавателями в школах и вузах. О том, как они очутились на границе советского государства, мы узнавали гораздо позже.
В 1941-м, перед немецким наступлением на Москву, Юренев вернулся в Тверь, поскольку его больной матери нужен был уход. Он возглавил брошенную бежавшим музейным начальством Калининскую картинную галерею, спрятал наиболее ценные экспонаты и практически спас их.
После освобождении Калинина в декабре 1941-го он преподавал в местном педагогическом институте, но вскоре по доносу был арестован и обвинен в "сотрудничестве с врагом".
Его осудили на 10 лет исправительно-трудовых лагерей, хотя именно благодаря Юреневу большая часть музейных коллекций и была сохранена. И лишь в 1951-м ему разрешили вернуться в любимую Центральную Азию, где он изучал историю городских памятников и подрабатывал гидом, поскольку в совершенстве знал таджикский, узбекский и несколько иностранных языков.
Причем жил он буквально как суфийский аскет - во всяком случае мы с преподавателем застали его в келье-худжре в старом бухарском медресе Модарихон.
В келье стоял громадный сундук, в котором ученый хранил старинную керамику, вышитые ткани, традиционные украшения. Я показал ему граненное ониксовое украшение, обнаруженное мною рядом с мавзолеем Чашами Аюб.
Он определил, что это может быть очень древняя находка, и добавил, мол, если у тебя есть дама сердца, то ты должен подарить изделие ей, и оно принесет его владельцу удачу и благополучие.
В том далеком 1967-м Юренев провел для нас, студентов архитектурного факультета из Душанбе, несколько незабываемых экскурсий по древней крепости Арк, дворцу бухарского эмира Ситора-и-Мохи Хоса, мавзолею Исмоила Сомони, живописным плотно застроенным кварталам древнего города.
О каждом памятнике он на прекрасном литературном языке "забони адаби" рассказывал удивительные истории, поражая своей эрудицией.
Так эмоционально может рассказывать о старой Бухаре только человек, искренне любящий этот город. При всем этом держался он просто, демократично, корректно и с юмором.
Мне кажется, что его чудаковатость тоже была своеобразной ширмой, благодаря которой он чувствовал себя свободным человеком в том строго идеологически регламентированном мире.
Совсем недавно я прочитал о Сергее Николаевиче в воспоминаниях известного центральноазиатского археолога Виктора Сарианиди в замечательной книге "В поисках страны Маргуш". Несколько сезонов в 1950-х он участвовал в раскопках в Туркменистане, где пользовался большим уважением всей экспедиции.
Юренев был элегантно вежлив со всеми, от руководителя до рабочего-землекопа, и ко всем обращался на вы. Каким-то чудом этому странноватому человеку удавалось разряжать тяжелую атмосферу археологических раскопок, проводимых в туркменской пустыне при почти 50-градусной жаре.
В один из дней как-то рабочие-землекопы, не выдержав напряженных условий раскопок, подняли бунт против руководителей экспедиции, который мог привести к непредсказуемым последствиям. Напуганные управленцы самоустранились от разрешения конфликта, и лишь Юренев бесстрашно зашел в палатку, набитую разгоряченными людьми, и неизвестно, что он им сказал, но после его визита страсти улеглись.
Сарианиди пишет, что Сергей Николаевич имел не только высокий рост, но и высокие душевные качества. Перебиваясь с хлеба на воду, он на свою скромную пенсию собрал в келье медресе богатую археологическую и этнографическую коллекцию, великолепную библиотеку, которые по завещанию частично перешли Эрмитажу, а частично - бухарскому музею.
А в его богатейшем личном архиве хранились письма к нему Льва Гумилева - такого же репрессированного ученого, влюбленного в Восток, русского журналиста, ветерана войны и диссидента Виктора Некрасова, знаменитого скульптора Эрнста Неизвестного и ряда других выдающихся деятелей науки и культуры той эпохи.
Многогранность таланта позволяла Бобои Калону стать консультантом на съемках в кишлаке Ромитан польского фильма "Фараон" по известному роману Болеслава Пруса.
С его помощью в областной газете была опубликована целая серия материалов "Архитектурные памятники Бухары", знакомящих местных жителей с древним персидским наследием края.
Во многом благодаря кипучей энергии Сергея Юренева удалось сохранить уникальные уголки старой Бухары. Он энергично поддерживал народных мастеров-керамистов Бухары и Гиждувана, добивался принятия их в Союз художников.
Сергей Николаевич скончался в 1973-м, и лишь в 1989-м его официально реабилитировали. В 1995-м он получил запоздалое, но вполне заслуженное признание - одну из улиц Бухары назвали его именем.
