Последний взгляд на согдийца – что угрожает знаменитым мозаикам Пенджикента

Когда речь идет о сохранении архитектурного наследия Таджикистана, то внимание общественности приковано по большей части к столице. Что неудивительно – тут и засекреченный генплан, и угроза чайхане "Рохат", и громкая история вокруг несостоявшегося сноса дома Садриддина Айни.

Между тем в регионах, несправедливо оставленных вниманием обеспокоенных граждан, памятники искусства здесь имеют не меньшую значимость, а проблема сохранения культурного наследия стоит также остро.

Яркий пример – Пенджикент. Здесь строительство новых домов грозит либо скрыть от глаз, либо вовсе уничтожить выдающиеся масштабные мозаичные панорамы, напоминающие о величии Древнего Пенджикента, согдийского города VII—VIII в., руины которого располагаются буквально в паре километров от этих самых новостроек.

Обиднее всего то, что власти страны призывают ценить историческое наследие Таджикистана, и даже специально создают новые архитектурные объекты вроде мемориала Исмаила Сомони в Худжанде, однако уделяют слишком мало внимания сохранению уже существующих памятников и произведений искусства, повествующего о таджикистанцам об истории их Родины ярче любого учебника.

О проблемах сохранения исторического наследия, преемственности культуры и воспитании общественного вкуса в Таджикистане, корреспонденту Sputnik рассказал сам создатель пенджикентских мозаик, художник Закир Сабиров.

Творческий путь мастера начинался внезапно для него самого. Хотя бы потому, что в молодости он даже не рассчитывал попасть в престижный вуз, куда подавал документы - Ленинградский госинститут театра, музыки и кинематографии.

"Я искренне думал, что никогда не поступлю - было сложно и с языком, и с подготовкой. После окончания училища, на приемной комиссии мне казалось, что я просто тупой человек, раз решил попробовать. Так педагоги спрашивают про произведение Чехова, а им в ответ – это драматург или писатель? Спрашивают, какие художники нравятся, а я вместо конкретики - "все нравятся", - вспоминает художник.

По его словам, первое время он чувствовал себя непривычно из-за своего нового статуса – первый студент из Таджикистана, поступивший в этот вуз. Впрочем, учебная нагрузка в питерском институте была такова, что на подобные мысли у молодого человека просто не оставалось времени.

"Я поступил на постановочный факультет и быстро делал успехи. Но давалось это чрезвычайно сложно, так как никогда мне не приходилось учить одновременно столько разных предметов – драматургия, костюмы, история театра, начертательная геометрия, архитектура. Но зато я быстро догнал по уровню рисунка своих сокурсников и даже стал любимчиком преподавателей. К слову, со мной в тот же год этот вуз заканчивал Михаил Боярский", - рассказывает Закир Сабиров.

Вскоре после окончания вуза он вернулся на родину, в Таджикистан и стал работать художником-постановщиком в театре оперы и балета им. С. Айни.

По его собственным словам, на эту творческую зарплату прожить было трудно, а созидательный процесс осложнялся конфликтами с некоторыми коллегами.

"Трений хватало – меня не устраивали ни балетмейстеры, ни режиссеры, которые занимались постановками как при царе Горохе. То есть никаких новых задач, никакой оригинальности, все уныло и шаблонно – мне это откровенно претило, - вспоминает Закир Сабиров - Забавно, но с этого и начиналось мое большое творчество, именно с конфликта – когда я ругался с руководством театра, я уходил и делал мозаики".

В конечном итоге, такой способ "выпустить пар" и сублимировать недовольство в творчестве, принес закономерные результаты – мозаичные работы художника оценили в республиканском Минкульте.

И вот, в 1983 году, вернувшийся из отпуска Сабиров получил неожиданное предложение – изготовить большое панно, которое должно было служить украшением домов центрального проспекта в Пенджикенте. Работа предстояла гигантская, как по масштабам, так и по сложности.

Необходимо самостоятельно сделать эскиз, изготовить фрагменты мозаики, а потом собрать их вместе и осуществить монтаж – тоже самостоятельно.

Единственное, с чем не было проблем – это с выбором темы. По словам художника, иного сюжета, кроме художественного наследия Древнего Пенджикента, в этом заказе он себе не представлял.

"Я с самого начала не желал никаких других мотивов, кроме пенджикентских. Но понимал, что для этого нужна серьезная теоретическая подготовка. Поэтому стал изучать художественные каталоги Эрмитажа, и археологические статьи", - пояснил он.

Тут стоит сказать пару слов об истории самих фресок.

Их обнаружила археологическая экспедиция Эрмитажа, начавшая раскопки сразу после войны, в 1946 году. По словам Павла Лурье - нынешнего руководителя раскопок и завсектором Средней Азии в Эрмитаже - древний город дал о себе знать еще в 1932-33 годах.

Тогда произошло очень важное открытие: в горах, примерно в 80 километрах к востоку от современного Пенджикента, местный пастух случайно нашел корзину с таинственными документами. Это была единственная большая находка согдийских текстов на территории СССР, которая прямо указывала на местоположение древнего города и его значимость накануне арабского завоевания.

Поначалу археологи находили в земле на вершине холма лишь остатки керамики и сургучные печати. Но с 1948 года ученые впервые обнаружили в раскопанных руинах удивительного качества настенную живопись.

Исследователей поразило, насколько хорошо сохранились цветные росписи, пролежавшие в земле 1500 лет. Сюжеты были очень разнообразны – и богатые празднества, и мифические звери, и сцены битв, и фрагменты из знаменитого сказания о Рустаме.

Но найти такой культурный артефакт – лишь малая часть дела. Куда сложнее оказалось его извлечь и сохранить, чем и по сей день занимаются археологи и реставраторы.

К моменту создания мозаики, живопись Древнего Пенджикента была уже прекрасно известна научному сообществу, но для широкой публики великое наследие Согдианы было terra incognita – неизвестная территория, нечто необычное, исключительное, экзотичное.

И вот Закир Сабиров решил популяризировать в творчестве славную историю своей родины, чтобы каждый пешеход, идущий по центральной улице города, невольно задавался вопросом – кто эти прекрасные девушки с музыкальными инструментами, кто эти мужчины с чарками вина в руках, что это за мифический персонаж, держащий змею? Может быть, задавался впервые в своей жизни.

"Создав эскиз, я опробовал новую технологию мозаики, которую никто в Центральной Азии не применял - буквально делал основу из папье маше, размечал квадратами на стене и складывал фрагменты. А потом бумажная часть смывалась пожарными брандспойтами. На выполнение последней работы дали уже целых 100 тысяч рублей", - вспоминает мастер.

Последней эта работа стала потому, что государства, заказавшего мозаику, больше не существовало – новость о развале СССР и событиях в Москве дошла до Таджикистана ровно в тот день, когда Закир Сабиров уже завершал монтаж.

Когда началась Гражданская война, художник окончательно осел в Пенджикенте и пытался занялся бизнесом. Но торговое предприятие обанкротилось, и он остался без средств к существованию. Однако, финансовые неудачи и личностный кризис не подкосили его, а напротив – дали ему новый душевный подъем.

"Творческого человека не обмануть – просто грех, - так описывает Закир Сабиров своё взаимодействие с бизнес-сообществом в 90-х – Я уже совсем отчаялся и в 1996 снова взялся за карандаш, кисти и начал писать картины. Так появился мой собственный стиль "нурворизм" (от слова нур - свет).

Первая его работа отражала разочарование и так и называлась - "Банкрот". Потом было еще несколько портретов и сюрреалистичных пейзажей. Так появился второй стиль "танворизм" (от слова танвор - ткань, одежда)" Она же и принесла Сабирову известность за рубежом. Сперва работами интересовались отдельные коллекционеры, а затем художника звали участвовать в выставках за рубежом.

"Первая выставка, куда меня позвали, была в Циндао. Там выставлялись две мои картины. Эмоции были очень непривычные - сперва пройти по красной дорожке, а затем увидеть свою работу на огромном экране. К слову, там я был единственным живописцем из СНГ, все остальные из Кореи, Японии, Америки. Помню любопытную деталь - все картины стояли по фэншую", - вспоминает художник.

Потом было еще несколько заграничных поездок. Художника хорошо принимали в России, в Китае, на Украине и даже в Америке, но, что удивительно, его творчество оказалось совершенно незамеченным и невостребованным на родине, в Таджикистане.

По словам Закирова, такова судьба не только его работ – сам он никогда не отличался погоней за признанием и наградами - но и трудов подавляющего большинства современных таджикских живописцев, скульпторов, архитекторов. Мастер считает, что причина тому - общий упадок воспитания и художественного вкуса, последовавший за распадом СССР и укоренившийся в печальные времена 90-х.

Высокое искусство было не востребовано в период гражданской войны, а после его уже не замечали, предпочитая более простые, примитивные развлечения.

Взять хотя бы театр, откуда в молодости и начинал художник. Если раньше власти активно популяризировали сценическое искусство, оперу и балет, делая его достоянием всех слоев общества (достаточно вспомнить талант Малики Собировой) – то сейчас культурному воспитанию граждан отводится, по мнению художника, третьестепенное значение. Театральная сфера во многом осталась предоставлена сама себе и стала достоянием немногочисленных прослойки граждан, увы, неспособных кардинально повлиять на общественный вкус.

"Менять что-то бесполезно пока нет кадров. А кто их даст? Очень мало ярких и – главное – самостоятельных и артистов, и режиссеров. А должно-то быть прямо наоборот - чем больше нового ты даешь, тем больше тобой интересуется простой народ – подчеркивает Сабиров – Нет смысла рассчитывать на интеллигенцию. Интеллигент, который уже знаком с театром, все равно пойдет на умные спектакли, а не на те, которые однообразно пересказывают известный сюжет".

Культурная деградация отразилась не только на посещаемости спектаклей или популярности художественных выставок, но и на куда более прикладной, утилитарной сфере – в архитектуре.

"Как ни критикуй времена СССР, творить и строить тогда умели прекрасно. Вот посмотреть на советскую архитектуру в Таджикистане – она имеет свой особый стиль, единую композицию, соблюдение элементарных пропорций и форм, в конце концов, сочетала и национальный дух, и дух эпохи. А то, что сейчас строят – это же жуть, строительный винегрет. В одно здание умудряются запихнуть сразу несколько стилей, все что пришло в голову - начиная от античного и египетского, заканчивая модерном. И почти каждый раз получается одинаково безобразно".

Последствия беспощадного архитектурного бума прямо сейчас ощущают на себе и пенджикентские мозаики. Радом с ними, стена к стене, возводятся новые многоэтажки, которые скроют от взгляда людей этот рукотворный гимн древней таджикской истории.